Чаша судьбы

— Угу, — бард скинул с плеча чехол и дрожащими пальцами принялся распутывать завязки. — А что мы собираемся делать?

Шон зажёг свечи на столе и разложил в глиняные курительницы пучки зверобоя и душицы, веточки омелы и сушёные ежевичные листья.

— Я хочу узнать, что происходит в Неблагом дворе на самом деле.

— Но… вы же уже пробовали и сказали, что все дороги закрыты, — Элмерик достал из кармана ключ и занялся настройкой арфы — это всегда его успокаивало.

— Да, но Брендалин говорит, что прошла сквозь зеркало в спальне Браннана. У Каллахана есть парное — их когда-то сделал один мастер-полукровка. Прежде я пробовал пройти иными путями, а об этом даже не подумал. Но зеркала — не моя стихия, поэтому мне понадобятся твои песни.

Элмерик тронул струну, и та отозвалась мелодичным звоном.

— Я одного не понимаю. Если зеркал всего два, почему Брендалин оказалась в Зимнем форте? Значит, должно быть и третье?

— Оно было, — кивнул Шон, — но его украли прежде, чем мастер закончил чеканку. Поговаривали, что оно предназначалось в подарок королеве Медб, но та его так и не увидела. Злоумышленника не нашли, а теперь оно попало к Лисандру. Может, он его и украл, кто знает?

— С него станется, — вздохнул Элмерик. — А для чего их вообще создавали?

— Для связи между королевствами. Правда, мастер не учёл, что возить с собой такую махину будет не очень-то удобно. А может, и не предполагал, что короли будут путешествовать по миру — считается ведь, что хороший правитель большую часть года должен проводить на своей земле.

Рыцарь Сентября запалил травы в курительницах, и комнату заполнил терпкий аромат. Потом он достал подвеску в форме вороньего черепа и бросил её к травам — та громко звякнула о глиняный край курительницы, и Элмерик вздрогнул.

— А это зачем?

— Если мы хотим увидеть Браннана, то к заклятию нужно добавить что-то принадлежавшее ему. Ладно, пора начинать.

Шон подошёл к зеркалу, дохнул на него прямо сквозь свою маску и начертал на запотевшей поверхности какие-то слова на эльфийском. Элмерик узнал письмена, но смысла не понял — наверное, это был древний язык.

— Играй, — Шон приложил ладони к зеркалу, будто примериваясь, и резко хлопнул по стеклу.

Поверхность помутнела, а Элмерик торопливо ударил по струнам. Он не успел толком испугаться, не думал, какая мелодия больше подойдёт к случаю, — просто позволил музыке течь между пальцев. А песня пришла сама:

— Если очень захочешь, сплетутся, звеня, отражение ночи с отражением дня. Связь становится прочной — всё, что скрыто от глаз, ты увидишь воочию — здесь и сейчас…

Под ладонями Шона разгорелся яркий золотистый свет, и зеркало пошло рябью, как гладь пруда от сильного ветра. По поверхности расходились широкие круги, а с краёв — прямо от чеканной рамы — поползли инеистые иглы. Миг — и зеркало затянуло причудливыми морозными узорами, какие бывают на стёклах в зимнюю пору, — лишь посередине осталось небольшое окошко, в которое при желании можно было заглянуть. То, что отражалось в этом окошке, уже не было похоже на комнату мастера Каллахана. Кажется, у них получилось!

Шон скрипнул пальцем по стеклу, счищая иней и расширяя просвет. Стало заметно холоднее, будто бы мороз из Неблагого двора норовил распространиться дальше, захватывая всё вокруг. Элмерик дохнул на озябшие пальцы и продолжил играть. Он знал: теперь главное — не останавливаться.

Сперва ему показалось, что сквозь заиндевевшее зеркало он видит ледяную пещеру, но в следующий миг бард понял: там, под толщей льда, скрыты каменные стены, увитые плющом. На некоторых листьях слабо мерцали волшебные огоньки — казалось, в них едва теплится искра жизни. Посреди комнаты виднелась большая кровать с балдахином из крепко переплетённых ветвей. Всё было покрыто снегом. Кое-где под пушистыми снежными шапками проглядывали обледеневшие красные ягоды. А на кровати неподвижно лежал Браннан. Глаза его были широко распахнуты, всё тело покрывала корка прозрачного льда, и если бы Элмерик не знал, что король-воин жив, то подумал бы, что видит перед собой мертвеца. Никаких чернопёрых птиц поблизости не было — видимо, воины Эйвеона разогнали всех до единой.

— До Браннана мне не докричаться, — вздохнул Шон, дуя на покрасневшие ладони. — Но пройти, кажется, смогу. Он провёл руками по зеркалу, словно раздвигая занавеси, и вдруг раздался громкий окрик:

— А ну стой!

И Элмерик увидел с той стороны стекла разъярённого принца Эйвеона.

— И не подумаю! — фыркнул Шон, показав тому неприличный жест.

В его пальцах разгоралось новое заклятие — кажется, он намеревался набросить паутину на врага — прямо сквозь зеркальную преграду.

— Дурень, это ловушка! — Эйвеон отчаянно забарабанил с той стороны стекла. — Послушай, в другое время я не стал бы тебя предупреждать — сдохнешь, ну и бес с тобой! Но сейчас нам надо помочь Браннану…

— Это после того, что вы с ним сделали?

— Не мы, — покачал головой Эйвеон. — Это всё Оона.

— А ты просто стоял и смотрел, как послушный сын, — одна из свечей, зашипев, потухла, но Шон зажёг её снова щелчком пальцев.