Чаша терпения

«Ах, если б ты знал, какая у нас стала дочь! Неужели ты не любишь меня?.. Но ведь ради меня ты приехал сюда. Пять тысяч верст! Нет, он любил меня… Любил… Нам вдвоем хватало моего скудного жалованья, и он никогда не сказал, что этого мало, что мы живем, как нищие. Да он все ждал, что деньги придут из Петербурга. Но их не было. Только раз отец прислал ему пятьдесят рублей. Август взбесился и отослал их назад. И написал, что ему не нужны эти крохи. Больше не было ни денег, ни писем. Он, конечно, мучился, но скрывал это от меня. Если б кроме живописи он мог заняться еще и своим главным делом… Но здесь не строились электрические станции. И потом, я сама настаивала, чтоб он занимался только живописью. Я не замечала, что мы живем скудно. А мы действительно жили скудно. Тот браслет и тот бриллиантовый крестик, которые я отдала тогда за медикаменты, не спасли бы нас от нищеты. Но ведь Август был скромен. Скромен?.. Да, но только до тех пор, пока не встретился в ресторане с этим чудовищем… Желтой птицей. Тогда он вспомнил все: своих состоятельных родителей, Петербург, деньги…»

У него не хватило мужества прийти к ней в больницу и сказать, что он покидает ее, откровенно признаться, что уезжает. Через три месяца он засыпал ее письмами, но она не отвечала. Август опять клялся в любви, писал, что не может жить без нее, что теперь на их брак согласна даже Клавдия Алексеевна, мать. Наконец он написал, что утопится в Неве, если она ему не ответит и не приедет в Петербург. Презрение и гнев в ее душе тогда еще не остыли, и она ответила: «Топись. Ты подлый и низкий человек». Но едва отправила это письмо, как тотчас в ужасе схватилась за голову: «Что я наделала?! Что я наделала?!»

И немедленно отправила другое письмо, такое же короткое: «Я не приеду, Август. Прощай».

После этого он больше не писал. Ее терзала мысль, что он привел в исполнение свой приговор над собой, и считала себя виновницей в его смерти. Но через два года она узнала потрясающее известие: Август женился на правнучке известного заводчика Анатолия Демидова. Прадед невесты Демидов был женат на племяннице Наполеона и купил себе титул князя Сан-Донато.

Об этом Надежде Сергеевне рассказал Кузьма Захарыч, который работал кондуктором на железной дороге и ездил в пассажирских поездах до самой Москвы.

Надо было бы совершенно выбросить Августа из головы и никогда не вспоминать, но вместо этого она стала о нем думать больше, чем прежде. Надежда Сергеевна сердилась на себя, но сердце не слушалось, сжималось: «Женился — значит больше не приедет?.. Нет, не приедет. Нет, не приедет… И это навсегда… Ну что ж, дай ему бог счастья… Ему? За что ему? Нет! Не хочу, что б он был счастлив! Не хочу!»

Она презрительно вслух усмехалась:

— Утопился…

— Кузьма Захарыч, что мне делать? — спросила она однажды.

Он понял, о чем она спрашивала, сказал:

— Не думать. Выбросить его из головы. Совсем. Навсегда.

— А как? Научите. Я очень хочу.

— Здесь есть разные общества… Пушкинское общество. Общество любителей изящной словесности. Драматическое общество…

— Но я почти никого не знаю.

— Узнаете. Маргарита Алексеевна поможет познакомиться.

И действительно, случай для такого знакомства скоро представился.

— Надежда Сергеевна, — сказала ей вскоре после этого разговора Маргарита Алексеевна. — Заболел председатель Пушкинского общества Николай Николаевич Винокуров. Надо подежурить у него денек-другой. Просили меня. Но я рекомендовала вас.

— Очень хорошо. Мне давно надо его повидать. Винокурову она рассказала, как во дворе городской думы, среди хлама и старых рогож, валяется бронзовый бюст Пушкина.

— Правда, я видела его несколько лет назад. Но говорят, он и сейчас там, — сказала Надежда Сергеевна.

— Вы говорите, это собственность генерала Шорохова? — спросил Винокуров.

— Да.

— А что же дума?..

— У нее нет денег на сооружение пьедестала.

— К сожалению, мы тоже бессильны, — вздохнул Винокуров. — Но попробуем объявить сбор средств среди населения.

— Непременно надо. Конечно, моя вина в том, что я не сказала вам об этом прежде, — призналась Надежда Сергеевна.

— Нет уж, давайте не будем ставить вам это в вину. Напротив, ваша заслуга в том, что вы хоть сегодня, но рассказали об этом. Госпожа Малясова, вы в драматическом обществе не состоите? В спектаклях не играете? — вдруг спросил Винокуров.

— Нет, к сожалению, не играю.

— Но мы с вами где-то встречались, — сказал он, приглядываясь к ней с доброй задумчивой улыбкой, и взволнованно воскликнул и приподнялся на локтях. — Стоп, стоп, стоп!.. Попрошу вас, откройте вот эту дверь. Да, да, вот эту… в гостиную.

Она исполнила просьбу и вдруг покачнулась, словно се сильно толкнули.

— Теперь мне ясно, где я вас часто вижу, — с некоторой гордостью сказал Винокуров. — Что с вами?! — прибавил он встревоженно, когда она опять обернулась к нему. — Вы так бледны… А я, признаться, думал, что это произведет на вас другой эффект… Простите…

— Художник… был моим мужем… — вдруг сказала она.

Винокуров молча смотрел на нее.

— Пожалуйста, — возьмите портрет… — сказал он.