Солнце было ещё за Парнасом, когда Сократ и Софокл поднялись к храму Аполлона. Остановились перед входом, у камня даров. Сократ вынул из узелка кружку и браслет, положил на выступ камня. Потом развязал другой узелок, в котором был завтрак, приготовленный ещё с вечера заботливым Хромоном: две лепёшки и два куска сыра, фиал с солёными оливками, орехи. Сели тут же, у камня, на бревно, и стали есть.
— А чем запьём? — спросил Софокл.
— Кастальской водой, — ответил Сократ. — Говорят, что она не только очищает, но и омолаживает.
— Хорошо бы, — вздохнул Софокл. — Хорошо бы стать моложе.
Сократ высыпал оливки на тряпицу, сходил к ручью, ополоснул в нём фиал и принёс воды. Подал фиал Софоклу:
— Пей, но не бойся, что помолодеешь.
— Ты сказал «нс бойся»? Но я-то как раз
— Зачем? Будет больше сил, но меньше таланта, больше красоты, но меньше ума, больше желаний, но меньше возможностей исполнить их, больше жизни, но меньше славы. Разве мы не тратим первое ради достижения второго?
— Увы, тратим.
— А разве второе — талант, ум, богатство возможностей, слава — менее желанно, чем первое?
— Думаю, что более.
— Тогда спокойно пей, — сказал Сократ.
Стали подходить другие люди и класть на камень свои дары, но самый верхний выступ камня был уже занят дарами Аспазии и Перикла.
— Мы будем первыми, — сказал Сократ.
Солнце, поднявшись из-за Парнаса, осветило храм. Пробудился светозарный Феб, и сила его достигла земли вместе с лучами. Ближние рощи наполнились щебетанием птиц, поплыли запахи лавра и сосен, зашевелились в Пифийской долине голубые и розовые туманы. Из храма вышли два жреца и медленно сошли по ступеням. Каждый из них нёс перед собой большой серебряный поднос, устланный ветвями лавра. Жрецы остановились у камня даров и замерли в ожидании.
— Чьи дары на самом верху камня, должны взять их и переложить на подносы, — подсказал кто-то громким шёпотом.
Сократ и Софокл поспешили к камню и сделали так, как им было подсказано.
— Вы Сократ и Софокл? — спросил один из жрецов.
— Да, — ответил Сократ.
— Следуйте за нами.
Они поднялись в храм. Приказав Сократу и Софоклу остановиться у Омфалоса, жрецы приблизились к жертвеннику и поставили на него подносы с дарами.
— О, Феб, пророк Зевса, возвещающий волю его, прими дары вопрошающих, — заговорили они дружно, — исполни их просьбу, о Мойрагет, и открой судьбу, защитник наш, целитель и отвратитель зла. Прими!
Затем один из жрецов повернулся к Сократу и Софоклу и велел им коснуться руками Омфалоса.
— Чтобы бог узнал вас, услышал и оценил.
—Теперь объявите ваши вопросы и назовите имена вопрошающих, — потребовал другой жрец, беря с жертвенника вощёную табличку и стило.
— Говори ты, — сказал Сократу Софокл.
— Ладно, — согласился Сократ и громко объявил: — Аспазия, подносящая в дар храму золотую кружку, спрашивает, победят ли Афины в предстоящей войне с Пелопоннесом. Перикл, подносящий в дар храму золотой браслет с драгоценными камнями, спрашивает, доживёт ли он до победы Афин над Пелопоннесом. Дары вопрошающих доставлены Сократом и Софоклом.
Жрец записал на дощечке имена и вопросы.
— Теперь ждите, — сказал он, направляясь к уже знакомой Сократу двери. — Вас позовут.
Другой жрец остался у жертвенника. Пс торопясь он снял с подносов дары и ветви священного лавра, разложил их на жертвеннике, что-то бормоча, отодвинул подносы в сторону, положив их друг на друга, затем взял папирусный свиток, осторожно развернул его и принялся в нём что-то тщательно записывать, поглядывая время от времени на кружку и браслет.
Сократ приблизился к Софоклу и тихо сказал, указывая глазами на жреца:
— Он вносит наши дары в список и даёт им подробное описание.
— Я догадался, — ответил Софокл. — Боги тоже любят учёт.
— Тс-с, — прижал палец к губам Сократ: вернулся первый жрец.
Жрец подошёл к Омфалосу, где стояли Сократ и Софокл, внимательно осмотрел каждого из них и спросил:
— Нет ли при ком из вас оружия?
Сократ и Софокл поочерёдно ответили, что нет.
— Там, куда я вас поведу, — предупредил жрец, — надо стоять неподвижно и молча.
Они спустились в прорицалище.
Арсиноя, увидев Сократа и Софокла, кивнула им головой и указала, где надо встать.
Пифия уже была на треножнике. В белой пепле, с лавровым венком на голове, она сидела, поджав под себя ноги, молодая, тонкая, с длинной шеей, чёрными вьющимися волосами, держа перед собой на коленях золотой, похожий на солнце, бубен. Глаза её были закрыты, губы накрашены кармином, и потому казалось, что она держит во рту алый тюльпан. Щёки были белы, как мрамор, брови срослись на переносице и походили на крылья чёрной чайки. Она сидела неподвижно, как. изваяние. Из щели, рассекавшей пол прорицалища, поднимался пар, окутывая прозрачной дымкой треножник и сидящую на нём Пифию. В четырёх бронзовых чашах, стоящих на полу вблизи треножника, дымились, источая пряный аромат, угли лаврового дерева. Пар и дым поднимались к решетчатому потолку, пронизанному солнечными лучами.