Часовая башня

Ещё пару месяцев назад наполненные патриотического духа газеты ратовали лишь за отсоединение от России. Потом, как только это произошло, они же перешли к короткому по своему звучанию: — «Русские вон из Финляндии!». Теперь же, в газетах уже печаталось нечто необъяснимое для цивилизованного человека: — … «Если мы любим свою страну, нам нужно учиться ненавидеть её врагов… Поэтому во имя нашей чести и свободы пусть звучит наш девиз: «Ненависть и любовь! Смерть «рюсси», будь они хоть красные хоть белые!» Или, того хлеще: «Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития. Была ли когда-либо польза от существования русского народа для человечества? Нет!»

Будучи из Финско-Шведской семьи Алвар слышал рассказы отца о том, что раньше, до присоединения Финляндии к России, когда находилась под шведской властью, статус финнов был невысок. В большинстве своём крестьяне, рыбаки, жители хуторов. Образованными являлись купечество, городские жители, дворяне, что были шведами, или немцами.

Под властью Российской короны ситуация начала меняться, и уже к середине XIX века города великого княжества финского были на половину заселены Финнами. О чём и говорила национальная составляющая их семьи.

В гимназии узнал, по воли императора Александра I, Выборг со всеми окружающими землями был выделен из Российской Империи и присоединён к Великому княжеству Финляндскому. Это был, как показало время, несколько опрометчивый шаг. Но, не мог себе и представить представитель рода Романовых, что завоёванные когда-то Петром I Выборгские и Сортавальские земли будут отпущены из состава России вместе со всей Финляндией революционным вождём по такой же, как и у него «доброй» воле.

Полный патриотизма выдвигался из Гельсингфорса, в рядах «белых», не имея отношения к Щюцкоровцам, не нося, как они повязки на левой руке. По мере продвижения к городу, не встречая особого сопротивления со стороны «красных», в отличие от потерявших голову из-за лёгких побед товарищей по оружию, всё больше проникался ложностью увлекших его лозунгов.

И теперь, находясь уже в одном марш-броске перед Выборгом, понимал — не сможет убивать людей. Ведь не для того пошёл учиться, чтоб вот так просто испачкать руки в крови.

Вечером в лагере, где должны были дождаться ночи, перед тем, как на рассвете пойти в наступление, сидя у костра, оказался втянутым в спор.

— Всегда ненавидел этих русских, — будучи только что сменён, грел замёрзшие руки, вернувшийся со своего поста дозорный.

— Что-то раньше не слышал от тебя таких слов, — подсел к нему на поваленный на бок чурбачок приятель.

— А, ты, что ж другого мнения я погляжу? — сплюнул на снег дозорный.

— Нет. Просто непонятно, как так быстро люди меняют своё мнение.

— Вот завтра и проверим, кто из вас прав, — подложил поперёк костра, не ломая, принесённые с собой пару спиленных стволов берёзы третий Щюцкоровец. От остальных их отличали повязки на рукаве.

— Что ты нас завтрашним днём пугаешь!? Думаешь струсим? — за двоих ответил дозорный.

Всем им было лет по семнадцать, восемнадцать. Но, как были уверены перед завтрашним боем! Алвар не видел в себе уверенности и смелости. Как бы ни отступали, бросая свои позиции «красные», не верил в то, что город сдастся так просто. Не хотел умирать завтра, да и не желал смерти другим. А, может и видел уже в себе некий творческий потенциал, что должен был вести его дальше по жизни к цели, которую ещё не так уж и осознавал будучи молод и глуп.

— Не в этом дело. Я к тому, что следует найти в себе силы сегодня перед завтрашним днём. Ведь не в одном освобождении города от «красных» заключается наша задача, — собрался уже было идти за следующими стволами, но остановился, глядя в глаза сидящих перед костром, ища поддержки у стоящего молча в стороне Алвар.

— А в чём же ещё? — не в силах молчать, всё же решился ввязаться в разговор Алвар.

— В том, что мы обязаны уничтожить, как можно больше его русскоязычных жителей.

— Каким образом? — ничего не понимал Алвар. Впрочем, припоминая сейчас воинственные тексты газет, начинал догадываться, что имеет ввиду его собеседник.

— А вот таким, — достал тот из своего сапога нож, тут же, одним прыжком оказавшись с правого боку от него, стремительно приложил к горлу, не касаясь шеи.

— Сдурел совсем! — схватился за его крестьянский кулак, сжимающий нож, пытаясь отвести от своего горла.

— Сдурел, не сдурел уж не знаю. А вот у вас у всех тоже ножы должны быть свои если в бой идёте, — отступившись от Алвара, убирал нож в сапог.

— Мой нож, всем ножам нож, — достал из ножен финку дозорный; — Много им резал, а человеческой крови нет пока, — протерев его сначала одним боком, затем другим о штаны, убрал в ножны.