Часть картины

— И много у них друзей? Ты могла бы подзаработать. Тут, конечно, надо второй дом построить — гостевой. А в этом оставаться самой.

— Дом не сдается, — она повторяет с нажимом.

Он гладит ее по колену.

— Понял, прости. Отвык от такого, сама знаешь, как у нас. Хорошо тут у тебя. Я как будто снова в деревне у деда оказался. А речка будет?

Софья наклонилась и поцеловала его.

— Лучше. Будет море.

Не считая дней, когда Андрей занимался бесконечным ремонтом того, что требовалось починить, все время они проводили в разъездах на взятой в прокат машине. Андрей в ее краях бывал только в несознательном детстве, представления у него были самые смутные, поэтому они и переезжали с места на место. Андрей держался молодцом, испытание домом прошел. Что это значило и меняло ли что-то в их отношениях, впрочем, она едва ли могла сказать.

Из-за внезапного ненастья вместо моря с утра они отправились на кладбище: Софья и без того задержалась с визитом. Андрею предложила остаться дома, но он, конечно же, отказался.

На старом кладбище Андрей вычитывал имена на могилах, фотографируя некоторые надгробия: тут было захоронено несколько писателей, драматургов, поэтов. Наконец добрались и до ее семьи.

Софья надела перчатки и принялась освобождать три надгробных камня от вьюнка и дикого винограда, Андрей молча помогал. Показались имена и фотографии.

— У них были разные фамилии?

— Мама хотела порадовать дедушку тем, что хотя бы она все еще носит их фамилию — больше же никого не осталось. У них с отцом была договоренность: родится мальчик — ее фамилия, девочка — его, ведь все равно замуж. Они так полагали, по крайней мере, — она хмыкнула. — Так и получилось, что я папина дочка.

— Но породой ты в мать?

Софья поморщилась:

— Не люблю это слово, собачье какое-то. Да, я в ту ветвь пошла. От папы во мне только фамилия. Меня это всегда очень злило. Я хотела быть похожей на него. Я хотела быть как он. Не такой… полукровкой.

— Да ладно?

— Так с детства пошло. Мама с дедушкой в одной команде, а мы с папой как бы в другой. Он говорил на другом языке, он был на нас не похож, поэтому мне казалось, что будет честнее оставаться с папой, поэтому я пыталась быть больше русской — для него.

— Поэтому русский язык и литература?

— Наверное. Тогда я этого не понимала. Почему русская филология, почему учиться нужно именно там. Как и не понимала, что, когда дедушки не станет, исчезнет и мамина команда тоже. И она будет винить в этом именно папу.

Андрей задумался:

— Только сейчас понял, что не видел ни одной фотографии у тебя дома. Покажешь?

— Я не помню, где альбомы. — Она повела плечами, продолжая выдирать сорняки и высвобождать слабые стебли высаженных ею много лет назад цветов.

— Ничего себе, какие даты. — Он погладил ее по плечу, а она отшатнулась, в тот же миг об этом пожалев. — А там что? — он кивнул на пустое место сбоку от могилы матери.

— Там пусто. Я выкупила для себя.

— Давно? — присвистнул Андрей.

— Давно. — Она уже едва сдерживалась.

Андрей все понял и отошел подальше.

— Могила Грина в той стороне, да? Гляну.

Софья сняла перчатки и опустила руку в рыхлую после дождя землю. Всматривалась в родные лица и понимала, что вспоминает их все с большим трудом. Конечно же, она знала, где лежали альбомы, но не доставала их уже очень давно, поэтому фото родителей и дедушки сплетались в ее памяти лишь с этим заросшим могильником. В этом году было десять лет. Десять лет назад она и выкупила себе место на кладбище.

Оставшийся день Андрей внимательно следил за каждым ее шагом, а вечером, когда распогодилось, предложил устроить пикник на закате. Софья выбрала заказник в горах, до которого было около часа езды. По дороге она переводила названия, заставляя Андрея оттачивать произношение: вода, камень, скала, вершины.

Когда они вышли из машины, прошлись по можжевеловой роще и забрались на вершину невысокой горы над морем, он наконец решился спросить:

— Ты как?

Она пожала плечами.

— Как обычно.

Андрей гладил ее по волосам. Она уже знала, что он так просто не отстанет.

— Выглядишь расстроенной. Из-за родителей?

— Глупости. Нельзя расстраиваться столько лет.

— Разве?

Отвернулась и стала смотреть на отвесную скалу, выраставшую из моря. Воспоминания так и роились в голове.

— Ее называют горой самоубийц, — она кивнула в ту сторону.

— Почему?

— Альпинисты часто срываются. Там с одной стороны пологий подъем, а с другой скала. Вот со скалы и летают. Бывает, за сезон по несколько человек убивается. Там правда очень высоко.

— Плохое название. Все-таки несчастный случай — не самоубийство.

— А я думаю, что если ты идешь со снаряжением в место с таким прозвищем, то это не только случай, но и выбор.

Андрей покачал головой:

— Может, и так. Ты когда-нибудь думала об этом? — Он спросил, помедлив.

— Да, — она ответила просто.

— И как бы ты?..

— Я бы утопилась. Главное, груз крепко привязать. Чтобы нельзя было развязать уже в воде. А ты? Думал?

Андрей вздохнул:

— Нет, всегда считал это трусостью. Отказом от борьбы, понимаешь? Отказом от выбора. От выбора жить и быть счастливым. — И без перехода: — Сонь, ты счастлива? Сейчас? Со мной?