Чего хочет женщина

— А чего? Сама ж говоришь: дурак. Поверит, если душевно скажешь.

— Что, вот так просто кинуться на шею и заявить: «Лом, я тебя люблю»?

— Так просто, пожалуй, не годится. Опять же, у мужика имя есть, зовут его Генка, лучше, конечно, Геночка.

— А еще лучше новопреставленный Геннадий, — съязвила я.

— Нет, не лучше, — терпеливо ответила Танька. — Есть еще Святов. Он тебя не жалует и при случае с дерьмом смешает. В общем, думай… Нужна тебе хорошая жизнь — создай ее своими руками.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Лом, почти трезвый. Таньку он не выгнал, а вполне мирно поздоровался. Это еще больше убедило меня в том, что о нашем с Димкой местонахождении донесла ему она.

— Ты чего человека голодом моришь? — усмехнулась Танька, наливая Лому коньяка.

— Не сдохнет, — ответил он, не глядя в мою сторону.

— В тюрьме хоть и макаронами, но кормят. У нее с голодухи мысли дурные. Ревет.

— Она у меня не так заревет, — утешил ее Лом. Тут его взгляд натолкнулся на вещи, что принесла Танька. — Это что? — спросил он хмуро.

— Ладке собрала кое-что на бедность. Чего ж бабе, голой ходить?

Лом поднялся, вещички сгреб в охапку и швырнул с балкона.

— Повезло кому-то, — вздохнула Танька. — Полторы тыщи баксов.

— Псих, — рявкнула я. Лом пнул ногой мой стул, и я тут же пристроилась в уголке, разбив при этом губу о столешницу.

— Ты что ж делаешь, гад? — поднялась Танька. — Ты что мне обещал? Ты какие клятвы давал? Отпинал раз — и хватит, зверюга окаянная…

— Еще раз встрянешь, и ты получишь, — заверил Лом и коньячку выпил.

— Дурак, — покачала головой Танька, помогая мне подняться. — Сваляла баба дурака, не того выбрала. Был бы умный — простил, по-доброму всегда лучше.

— Топай отсюда! — заревел Лом. — Загостилась.

— Видишь, что выделывает? — пожаловалась я, размазывая слезы.

— Проявляй гибкость, — посоветовала Танька и отбыла восвояси. Ей хорошо говорить…

Лом устроился возле телевизора. Я помыла посуду и заглянула к нему.

— Генка, можно я на диване лягу?

— Можно в спальне, — усмехнулся он.

— Ты драться будешь.

— А это уж как услужишь.

— Пошел ты к черту… — разозлилась я.

— Тогда на выбор: кухня или вон прихожая, можешь коврик взять и лечь у двери.

— Чтоб ты подох, скотина! — от души пожелала я.

Держалась я неделю, потом пришла в спальню. Лом довольно ухмыльнулся:

— Никак надумала, Ладушка?

— Пообещай, что драться не будешь!

— Еще чего…

Мое водворение в спальне закончилось плачевно, я заработала синяк под глазом, огрела Лома настольной лампой и остаток ночи провела на балконе. Но в этот раз не ревела, а, поглядывая на проспект, ухмылялась. Танькины слова возымели действие, все чаще появлялась мысль: неужто я и вправду этого дурака не облапошу? Ладно, гад, ты у меня будешь на задних лапах ходить и хвостом вилять.

Утром позвонила Танька.

— Чего надумала, подруга?

— С души воротит от его мерзкой рожи, — сказала я.

— Ничего, привыкнешь. Еще как понравится… О делах не заговаривал?

— Нет.

— Вот это плохо. Святов у него сейчас первый советчик. Тянет одеяло на себя. Оглянуться не успеем, как вожди сменятся. Ладка, шевели мозгами…

— Да пошла ты… — рявкнула я и бросила трубку.

Вдруг мне стало обидно. Лом проявлял стойкое нежелание прощать измену. Его желания беспокоили меня мало, но ходить с синяками и торчать на балконе изрядно надоело. В общем, пора что-то придумать.

Я включила магнитофон, немного послушала музыку и составила план. Первое, что необходимо сделать: дать этому придурку возможность меня пожалеть. Лучше всего больной прикинуться. Но он хоть и дурак, но хитер и недоверчив, болезнь должна выглядеть натурально. Погода стояла холодная, я вышла на балкон и ненадолго там прилегла. Я зябкая и простуду подхватила сразу, к вечеру поднялась температура. Однако старалась я зря — мой голубок явился под утро, сильно навеселе и моего плачевного состояния попросту не заметил.

Утром я выглядела умирающей. Лом собрался за десять минут и ушел, а ночевать и вовсе не явился. С лежанием на балконе я перестаралась, заболела по-настоящему. Прождав любимого весь следующий день, я разозлилась и вызвала такси, с намерением ехать к Таньке.

Водитель глаза вытаращил, завидев меня босой и в Ломовой рубашке. Я продемонстрировала затекший глаз и пояснила:

— Муж избил. Отвезите к подруге…

— Суров мужик, — заметил дядька. — Чем допекла?

— Сказать забыл…

Дядька оказался человеком добрым и к Таньке отвез. Та только покачала головой, уложила в постель и начала проявлять заботу. Молчать она не умеет, оттого вместе с заботой на меня обрушился поток дельных советов и предложений. Голова у меня начала пухнуть и вроде бы даже треснула.

— Не могла бы ты заткнуться, дорогая? — ласково спросила я.

Танька нахмурилась, обиженно засопела, но умолкла. А я блаженно закрыла глаза.

В первом часу ночи явился Лом.

— Где Ладка? — спросил он весьма грозно.

— Здесь. А ты выметайся, я тебе ее не отдам.

— Ага, — хищно ухмыльнулся Ломик. Танька встала в дверях, разгневанная и упрямая.

— Тебя где ночами носит? У нее температура под сорок. В доме хлеба ни крошки, за лекарством некому сходить…