Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

Что касается частных обид любого игрока к тренеру, то в этом вопросе мы в очередной раз возвращаемся к тонкой материи. Я говорил о том, как Бесков в команде «выжигал каленым железом» расхлябанность. Человек огромной воли, железной выдержки, Константин Иванович не терпел любого, даже малейшего неуважения к футболу. Его возмущало самое незначительное на сторонний взгляд проявление недобросовестности со стороны подопечных. При этом для тех, кто жил игрой, интересом дела, он был максимально открыт.

Надо было видеть, как Бесков увлеченно участвовал в тренировках: с каким азартом показывал ребятам упражнения и сам вместе с ними их проделывал. Поразительно, какую физическую неувядаемость и хорошо поставленную технику демонстрировал, когда наравне с ребятами играл в «квадратах» или отрабатывал удары по воротам. А они у него, кстати, великолепно были поставлены. Даже находясь в весьма солидном возрасте, Бесков одинаково превосходно бил с обеих ног. В этом он очень походил на Симоняна.

– Не в этой ли неуемной активности крылся секрет его и спортивного и жизненного долголетия?

– И в этом, разумеется. Но более всего в том, что он большую часть жизни занимался любимым делом, испытывая тренерскую радость, когда обнаруживал в подопечных такую же беззаветную любовь к футболу.

– А были в его командах любимчики?

– Ну, может, только в том смысле, который он вкладывал в то, что такое настоящий профессионал. Сам Бесков, если перефразировать известное выражение Станиславского, «не себя любил в футболе, а футбол в себе». Рассчитывать у такого тренера на послабления, привилегии, освобождение от нагрузок только на основе личной симпатии – невозможно. Судите сами: разве может быть почва для такого чувства у человека, который ценит в себе и ближнем самоотверженность, самоотдачу, беззаветное служение избранной профессии?

– Тогда отдельный вопрос. Что скажете об отношениях Бескова и Владимира Федотова, тренера и игрока, тестя и зятя?

– Да все в свете уже сказанного! В семейному кругу отношения, по-моему, и были семейными. А «на службе» – тут лишь повторю сказанное. Ну, не делал и не мог делать Константин Иванович никаких скидок ни на вчерашние достижения, ни на родство! И когда зять – очень, между прочим, хороший, самоотверженный футболист – играл неудачно, Бесков беспощадно выдавал ему по полной. Точно так же, как и остальным «именинникам».

– Тогда, может, наоборот – из опасения быть заподозренным в протежировании относился к Федотову излишне жестко?

– Нет! Все-таки старался придерживаться принципа «По заслугам и честь!». И вообще – относился к типу тренеров, которые исподволь уделяют большое внимание психологии футболистов. Поэтому умел и похвалить, и поругать. Вот характерный в этой связи пример.

Когда в 1974-м футбольные руководители предложили Бескову возглавить сборную, перед ней ставилась задача – выиграть отборочный цикл европейского турнира. Но что произошло? Уступили, напомню, сборной Ирландии – 0:3. Атака у нас выглядела беззубо, а в ней, между прочим, на передней линии выступал как раз Федотов. Так и к нему, и к другим Бесков отнесся с одинаковой степенью недовольства. Причем как все «оформил»! Ну, представьте: после поражения футболисты зашли в раздевалку с опущенными головами. Бесков окинул всех взглядом, но обратился только ко мне:

– Доктор, сколько раз во время сегодняшней игры открыли чемодан?

– Я его вообще не открывал.

– А на поле сколько раз выбегали?

– Ни разу.

Бесков к игрокам:

– Слышали? Все! Одеваемся и едем в гостиницу!

Вот так! Ни крика, ни разборов. Но при этом очень убедительно…

– Действительно, трудно представить, как можно было бы еще ярче и лаконичнее показать – никакой борьбы со стороны сборной СССР не велось.

– Поэтому все все хорошо поняли. И как сидели в раздевалке с опущенными головами, так поникшие в автобусе и рассаживались. Личная вина, думаю, была ясна каждому: как можно противостоять противнику и уж тем более побеждать, если уклоняться от борьбы. Бесков подобного отношения не признавал. И выступал против этого с такой же яростной страстью, как против разгильдяйства, лени, равнодушия. Вот где он становился особенно крут и непримирим!