– Так ведь можно его понять. Ну, что остается в таком положении делать? Чем унять душевную боль, наблюдая за тем, как на глазах все сложные, не раз и не два обдуманные предматчевые расчеты рассыпаются в пыль? Причем ладно бы от каприза Госпожи Удачи, но – что обидней всего – от чьей-то минутной слабости, непрофессионализма, недомыслия, безволия, наконец…
– Да, но себе Лобановский не изменял. И когда его в 3-й раз позвали руководить сборной, снова – с характерной для него вдумчивостью и страстью принялся за дело.
– Прежде чем перейти к рассказу об этом периоде в жизни Лобановского и его команды, хотелось коротко коснуться темы, которая незаметно стала в нашем повествовании традиционной. Я имею в виду те многолетние контакты, которые у призванных в главную команду тренеров, их помощников и футболистов сложились с работниками искусств. К примеру, не могу отделаться от мысли, что именно вы открыли глаза Лобановскому на театральный мир. Или мое предположение не верно?
– «Открыл глаза» – слишком громко. Скорее, «втянул»! Да и то с большой оговоркой. Вспоминается, как после испанского провала команды СССР в 1982-м и приема ее Лобановским, составлялся план проведения ближайшего сбора на базе в Новогорске. Тогда Валерий Васильевич поставил вопрос о том, что надо периодически отвлекать ребят от нагрузок.
Понятно, что при этом роль чуть ли не главного средства психологической разгрузки отводилась встречам с «миром прекрасного». Поэтому подобное общение вошло в систему. Деятели искусства, актеры театра, кино и эстрады часто гостили в Новогорске. Роль главного переговорщика при организации подобных мероприятий принадлежала Симоняну, поскольку в театральном мире его имя знал почти каждый.
– Прежде чем перейдем к конкретным фамилиям и ситуациям, хочу рассказать малоизвестную историю о том, каким образом Лобановский, по сути, спас известного советского поэта-диссидента. Когда я работал во второй половине 1980-х в «Неделе», воскресном приложении «Известий», заметил: чуть ли не все редкие интервью с Лобановским для популярной газеты готовил Николай Боднарук, редактор отдела права и морали «Известий», а не спортивные репортеры. Я пришел на Пушкинскую площадь почти одновременно с Николаем Давыдовичем. Мы нередко общались за стаканом чая/кофе в известинском буфете, за длинным столом. Когда вокруг него усаживались «золотые перья», то мы, молодые слушатели их журналистских баек, говорили шутя: началось заседание «малого совнаркома». Однажды Боднарук рассказал, на мой взгляд, весьма любопытную историю:
– «…Мы встретились в 1986 году в «Общей газете», где я короткое время работал первым замом главного редактора. По вечерам мы имели обыкновение спускаться на 1-й этаж в столовую, которая превращалась в бар, и за разговорами баловались пивком. В один из таких вечеров к нашему столу подошел невысокий крепко сбитый мужчина. Кто-то тихо сказал, что это Александр Ткаченко, гендиректор Русского ПЕН-центра. Поэт и прозаик, в прошлом диссидент, ныне – правозащитник. И профессиональный футболист, играл в командах высшей лиги – за «Таврию», «Зенит» и «Локомотив». Стали знакомиться. Когда назвали мое имя, Ткаченко напрягся и переспросил:
– Как-как имя-фамилия?