Чего желают боги

– Он клялся в дружбе моему отцу, – ответил каан. – Цена его дружбы – пагчи. Налык хотел избавиться от них нашими руками, чтобы Дурпак гневался на нас за смерть его любимцев. Отец не хотел нападать на пагчи, но пошел, потому что дал слово. Я такого слова не давал, потому отказался делать для Налыка грязную работу, еще когда был алдаром. Он затаил обиду.

– Ты жалеешь племена, каан, а теперь мы…

– Кто хочет, чтобы его посевы засохли?! – прогрохотал Танияр. – Кто хочет вражды с Лесным Духом?! Тогда идите войной на пагчи! Мне моя земля дорога, а племя не сделало ничего дурного, чтобы я лил их кровь. Они никогда не заходили в наш таган, не забрали ни единой жизни, так за что же мы должны убивать их? Ради ненависти Налыка? В тот раз он вел свое войско за нами. Мы должны были напасть и перебить пагчи. Мы, а не он. Налык никогда не был нам другом, даже когда отдал свою дочь за Архама. Только хотел, чтобы мы сделали то, на что он не осмеливается. Думаете, у него мало ягиров или они слабей пагчи? Так кто верит, что Налык нам друг?! Кто хочет таскать для него из огня горячие угли? Кто?!

Люди не ответили. На поляне ненадолго воцарилось растерянное молчание. Каан вновь оглядел свой народ.

– Никогда еще на нас не нападали разом два тагана, но пришло время, когда всё происходит впервые. Впервые тот, кто верит в Белого Духа, отказывается признать данную ему клятву. Впервые отец идет с обнаженным оружием на дом, где живет его дочь. Впервые мы обращаем свой взор на тех, кого никогда раньше не замечали, и они готовы встать с нами плечом к плечу против тех, кого мы почитали за братьев. Но брат способен предать, и это мы знаем давно. Теперь пришло время узнать, насколько крепка рука друга. И впервые вы не станете полагаться только на ягиров.

– Как это? – изумились из толпы.

– Вы не станете ждать, когда враг подойдет к вашему дому, чтобы взять в руки оружие. Сейчас мои воины учат своему мастерству жителей других поселений, пришло и ваше время. Эгчен будет учить вас. Наступает время войны, и мы должны в ней победить, чтобы снова жить в мире. Их много, но и нас немало. Это наша земля! Земля наших предков! Враги собираются лить нашу кровь, но мы дорого спросим с них за каждую каплю, за каждый последний вздох наших сестер и братьев, вырванный из груди острым ленгеном. Мы встретим их и будем рвать за каждый сгоревший дом, за плач сирот, за смерть родителей! Мы испепелим их в огне нашей ярости, потому что только она и справедлива. Мы протягивали им руку, но в ответ нам в грудь направили острие клинка, а значит, духи с нами. Защитим наш дом! Защитим нашу землю! Создатель с нами, люди Зеленых земель! И что же вы мне ответите? Вы встанете за моим плечом?!

И поляна взорвалась единодушным:

– Да, каан!

Моя душа отозвалась созвучием людскому единению. В порыве я сжала ладонь Танияра, и он взметнул наши руки вверх. Затем Эчиль взяла его за свободную ладонь, вторую подала Хасиль, и они тоже подняли вверх руки. А потом и все, кто пришел на поляну, соединили ладони, и к небу вскинулись живые цепи рук. Мы все были с нашим кааном, мы все ощутили воодушевление и желание отстоять свою землю, чего бы нам это ни стоило. Я опустила взгляд и широко улыбнулась, потому что даже девочки повторили этот взрослый жест.

– Отец с вами, люди Зеленых земель! – выкрикнул Танияр.

– Хвала Белому Духу! – почти дружно ответили ему.

– Да не оставит нас Его милость, – шепнула я, крепче стиснув ладонь мужа, и он пожал мне руку в ответ.

Глава 14

Танияр уехал, а вместе с ним и ягиры. Почти опустели их казармы, только небольшая часть осталась в Иртэгене, чтобы сберечь столицу и тех, кто укроется за ее стенами, если враги сумеют пройти вглубь от границы, где их должен был встретить каан со своим войском. Эгчену предстояла та же работа, что и воинам, обучавшим ополчение в других поселениях Зеленых земель.

Я же, выплакав, кажется, все слезы, что еще оставались у меня, провела ночь в метаниях и молитве, прося Создателя сохранить жителей таган, воинов и, главное, моего мужа. В своих переживаниях я забылась только перед рассветом, а проснулась, когда пришла Сурхэм, так что проспала не более двух часов и встала совершенно разбитой.

– Милости Отца, – поздоровалась я с прислужницей, когда вышла к ней, потирая красные опухшие глаза.

– Плакала, – констатировала Сурхэм. – Это правильно. У нас говорят, что слезами дорогу омывают, чтобы ушедшему идти было легче.

– Надо как-то собраться с силами, – буркнула я, толком не слушая женщину, и ушла к себе.

А вернулась с мешочком, который дала мне Ашит. Я еще ни разу не использовала эту травку, а теперь мне подумалось, что это именно то, что надо.

– Что это? – спросила прислужница, с подозрением принюхиваясь к травке в открытой горловине мешочка.

– Мама дала, – пояснила я. – Завари. Только не всё, щепоть.

– Вещая плохого не даст, – пришла сама с собой в согласие Сурхэм и кивнула: – Сделаю. – И я вновь покинула ее, чтобы привести себя в порядок.