Чего желают боги

Мы вернулись в Иртэген, когда сумерки уже подкрались совсем близко, семь человек и три рырха, беззастенчиво спавшие на спинах Ветра и Гереша. Пятеро ягиров, ждавших моего возвращения от шаманки, как и полагалось на границе священных земель, ехали позади меня, только Юглус был рядом. На душе царило умиротворение. Сейчас не хотелось заниматься делами, что-то расследовать, кого-то подозревать. Хотелось остановиться и завалиться в траву, раскинув руки, и лежать так, глядя в небо, чтобы не пропустить тот момент, когда потемневшая синева окончательно растворится в темноте, явив бриллиантовую россыпь звезд. И мысль, что ночь ничего не изменит и с освобождением моих узниц можно подождать еще немного, всё более укоренялась в моем сознании. Скоро они уже лягут спать, а когда проснутся, узнают, что время заточения закончилось. Подворье не крепость, их комнаты не казематы, да и детей ночью не бросят. До утра вполне подождут. Придя к этой мысли, я удовлетворенно кивнула сама себе.

В Иртэген я въезжала полная благодушия. Люди приветливо махали мне руками, кланялись, я отвечала тем же.

– Куда ездила, каанша? – спросила меня Хансы – жена рыбака Албаса.

– К матери, – ответила я.

– Здорова ль вещая?

– Здорова и шлет всем свое благословение.

– Пусть хранит ее Белый Дух.

Вот так и добиралась. Оставив саулов в ашрузе, мы с Юглусом направились к новому подворью. Рырхи теперь семенили рядом со мной. Первым бежал деловитый Мейтт. Стоит отметить, что он постепенно всё увереннее выбивался в лидеры, всегда оставался на острие, за ним следовала Торн. Иногда она задирала маленького вожака, но тот давил сестру авторитетом и весом, который исправно набирал его растущий организм. Бойл главенствовать не рвался, но всегда был у брата на подхвате, и, если рырха начинала вредничать, этот брат непременно прихватывал ее за заднюю лапу.

Впрочем, жили детеныши вполне мирно и дружно, всё еще оставаясь детьми, однако время, когда они должны были достигнуть юношеского возраста, уже было не за горами, и вот тут для меня должны были начаться определенные сложности. Их надо было учить охотиться. По известной причине я даже думать не могла о том, что буду присутствовать при том, как загонят и убьют невинное живое существо, не то что сама поведу свою стаю.

– Улбах, неужто я сама должна учить их охотиться? – с мукой вопросила я вожака, когда он наставлял меня, как воспитывать юных рырхов.

– Мать учит, – строго ответил он. Я страдальчески скривилась.

– Ашити не любит охоты, – сказал тогда Танияр. – Она печалится, когда видит убитых животных.

– Но как же ты ешь мясо, Ашити? – удивилась Дайкари.

– Не ест, – снова ответил за меня мой супруг, – если увидела зверя.

– И охоту не люблю, – еще раз напомнив, вставила я.

Улбах тогда задумался, а после сказал:

– Бывает, что мать приводит детенышей в стаю, когда они еще малы. Такое бывает, если рырха сильно ослабела. Тогда молодняк идет охотиться с другими рырхами. Смотрят и учатся. Приводи их к нам, и мы вместе пойдем на охоту. Ты тоже, они пока еще идут за матерью.

– Нет, – ответил Танияр. – Ашити – мать, я – вожак, а мой народ – их стая. Так они должны видеть нас и чувствовать. Мы сами выведем их на охоту, когда придет время. Кийрамы ближе к зверям по духу, но мы тоже умеем охотиться.

– Только Ашити возьми с собой, – не стал спорить Улбах.

Так что я содрогалась в предчувствии своей первой охоты, и почему-то я была уверена, что эта охота и вправду будет первой. Однако время еще оставалось, и пока мои малыши если на кого и охотились, то на Сурхэм, особенно если в ее корзине лежало мясо. Прислужница бранилась, даже замахивалась на юных хищников, но на их защите была я, и потому рырхи, усевшись перед недовольной женщиной, слушали ее сердитое ворчанье и явно не мучились угрызениями совести. А получив законную порцию «добычи», и вовсе переставали обращать на нее внимание.

– Они скоро нас сожрут, – качала головой Сурхэм.

– Значит, будем кормить их еще лучше, – улыбалась я.

– Сожрут и не подавятся, – отмахнулась прислужница. Впрочем, она уже привыкла к нашим зверям и сама была не прочь потрепать их и побаловать, пока я не вижу. А если я все-таки видела, то «не замечала». Вреда от этого баловства не было.

Но я несколько отвлеклась. Вернемся на улицы Иртэгена в настоящее время, а там было на что посмотреть. И это что-то открылось мне, когда до подворья осталось совсем немного. У ворот нашего с Танияром дома стояло несколько человек. Какая-то женщина размахивала руками перед носами равнодушных ягиров, после оборачивалась к нескольким зевакам и махала руками уже перед ними.

– Это еще кто? – нахмурившись, спросила я.

Юглус присмотрелся и ответил:

– Так это же Хенар – мать Мейлик.

– Как любопытно, – отметила я и направилась к своей визитерше снедаемая любопытством.

Однако дойти и обнаружить себя не успела, потому что Хенар неожиданно развернулась, поведя рукой в широком жесте, и увидела меня. И тут же ладонь ее сжалась, и только указательный палец остался направлен в мою сторону.