У Левитана было восхитительно благородное лицо, — я редко потом встречал такие выразительные глаза, такое на редкость художественное сочетание линий. У него был большой нос, но в общей гармонии черт лица это вовсе не замечалось. Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал. Для своей известной картины «Христос и грешница» художник Поленов взял за образец его лицо, и Левитан позировал ему для лица Христа. Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно. С первого же взгляда на заинтересовавшую его женщину он бросал все и мчался за ней в погоню, хотя бы она вовсе уезжала из Москвы. Ему ничего не стоило встать перед дамой на колени, где бы он ее ни встретил, будь то в аллее парка или в доме при людях. Одним женщинам это нравилось в нем, другие, боясь быть скомпрометированными, его остерегались, хотя втайне, сколько я знаю, питали к нему симпатию. Благодаря одному из его ухаживаний он был вызван на дуэль на симфоническом собрании, прямо на концерте, и тут же в антракте с волнением просил меня быть его секундантом. Один из таких же его романов чуть не поссорил его с моим братом Антоном навсегда [ЧМП].
Отличаясь ироническим складом ума, Антон Чехов имел обыкновение в письмах шутливо искажать фамилии своих адресатов и знакомых, включая — как акт самоиронии, — и себя самого.
Одни его подписи в письмах чего стоят: «А. Индейкин», «Твой Шиллер Шекспирович Гёте», «Ваш Акакий Тарантулов», «Ваш Antoine, он же Потемкин. Адрес: Таврида, спальня Екатерины», «Маньяк-хуторянин и Географ А. Чехов», «Известный интриган», «Твой Цынцынатус», «С почтением: Бокль», «Камергер А. Чехов», «Ваш Повсекакий Бумажкер», «Твой влюбленный в Книпшиц дуралей», «Твой кое-кака», et cetera.
‹…›
<Вот, например,> «Словар<ь>» прозвищ и кличек, которые щедро рассыпал Чехов изустно и в своих письмах:
Альтшуллер И. Н., врач в Ялте — «СТАРОПРОЙДОШЕНСКИЙ» (шутливый перевод фамилии с немецкого).
Баллас Е. Н., студент, поклонник Мизиновой — «БАРЦАЛ или БУЦЕФАЛ».
Вареников И. А., сосед Чеховых в Мелихове — «ВАТРУШКИН», «ГАЛУШКИН».
Дроздова М. Т., художница — «УДОДОВА».
Каратыгина К. А., актриса — «ПЕНЕЛОПА», «ЖУЖЕЛИЦА».
Киселев А. С., владелец имения Бабкино — «БАРИН», «БЛИНОЕДБАРИН».
Куманин Ф. А., редактор журнала «Артист», сопевший при разговоре — «САПЕГА».
Мизинова Л. С. — «ЛИКА». «МИЗЮКИНА», «МЕЛИТА», «КАНТАЛУПОЧКА» и др.
Попырнакова В. А., литератор — «ПУПОПУПЫРУшкИН»
Похлебина А. А., пианистка — «ВЕРМИШЕЛЕВА».
Семашко Мариан Ромуальдович, музыкант — «МАРМЕЛАД ФОРТЕПЬЯНЫ»
Стасов В. В., критик — «МАМАЙ ЭКСТАЗО», «которому природа дала редкую способность пьянеть даже от помоев».
Флексер (Волынский) А. Л., критик — «М-R Филоксера».
Франк, ялтинский знакомый, кто «не стоит франка» — «ЗИЛЬБЕРГРОШ».
Чехов П. В., отец — «ВИССАРИОН», «АЛЯТРЕМОНТАНА».
Чехова М. П., сестра — «МОСЬКА», «ЧЕЧЕВИЦА», «СИЯНИЕ», «МА-ПА».
<Семейство> Чеховых — «ДРУЗЬЯ МОИ ТУНГУСЫ».
Шаврова Е. М. прозаик с псевдонимами «Е. Шавров» и «Е. Шастунов» — «ЕЛИЗАВЕТ ВОРОБЕЙ» (восходит к «Мертвым душам» Н. В. Гоголя).
Шкафер В. П., поклонник Лики Мизиновой — «КУШЕТКЕР». И т. д. и т. п.
Ясно, что самые близкие и любимые Чеховым люди получали от него больше кличек. Это, прежде всего, старший брат Александр Павлович Чехов (1855–1913), писатель и журналист. Из писем к нему Чехова 1882–1899 гг. (можете сколько угодно говорить «м-ммда» и качать головой):
«Легкомысленный и посмеяния достойный брат»; «Скотина! Штаны! Детородный чиновник!»; «Филинюга, маленькая польза, взяточник, шантажист и все, что только пакостного может придумать ум мой!»; «Осел ты этакий»; «Ремешок от штанов»; «Ничтожество»; «Дубина! Хам! Штаны! Ум недоуменный и гугнивый»; «Ненастоящий Чехов!»; «Журнальный лилипут»; «Лжедраматург, которому мешают спать мои лавры»; «Алкоголизмус»; «Инфузория!»; «Литературный брандмайор!»; «Двуличновольнодумствующий Саш» «Завистник и интриган!»; «Пролетарий! Бедный брат! Честный труженик, эксплуатируемый богачами!» и так далее, далее…[БАРЗАС].
Не обходил Антон Чехов в молодые годы своим вниманием и столь колоритную фигуру, как Левитан. При этом он не столько игрался с его фамилией (ласковое «Левиташа» звучало в более поздние годы их общения), сколько подчеркивал чужеродность своего нового товарища. В письмах этого времени к общим друзьям — Федору Шехтелю[300]
, например (см. ниже), он имел обыкновение величать его — в дружески-шутливой форме, не иначе как «жидом».