Чехов в жизни

Два процитированных фрагмента писем Суворину (благовещенский и московский) и еще несколько подобных мест не попали даже в академическое собрание его сочинений и стали широко известны лишь в 1991 году благодаря публикации А. П. Чудакова. Потом они были растиражированы как сенсация в многочисленных желтых изданиях и интернет-журналах.

И это понятно, ничего сенсационного в других обстоятельствах чеховской жизни даже с лупой обнаружить не удается: он не ссорился с властями, не стрелялся с друзьями, в его смерти невозможно обвинить ни царскую охранку, ни немецкую разведку. Остается эксплуатировать «любовные похождения».

Отношение советской цензуры к откровенности чеховских эротических описаний напоминало реакцию старой девы, закрывающей «неприличные места» от племянника-подростка ладошкой ломаных скобок и многоточий.

Позднее некоторые исследователи, журналисты и даже сочинители сделались похожими как раз на таких вырвавшихся на свободу, сбежавших от тети-ханжи дикарей, впервые увидевших «это» через дыру в заборе и с каким-то непонятным восторгом, ужимками, хихиканьем кричавших о чеховских любовных подвигах и эротических страстях городу и миру, а попутно лягавших «старорежимных чеховедов», которые скрывали правду о писателе (между тем цензуровали чеховское собрание не исследователи; они как раз долго, но безуспешно боролись за полного Чехова).

Оказывается, большевики прятали от народа не только подлинную могилу Пушкина (см. довлатовский «Заповедник»), но и настоящего Чехова! Доказывать эту богатую мысль приходится, бесконечно тасуя если не две, то два десятка цитат, скрывая от «народа» как раз все остальное.

То, что Чехов в юности был красив, пользовался большим успехом у женщин, не было секретом уже для его современников (см. приведенные выше фрагменты в разделах «Портрет» и «Женщины»).

Как и то, что он долго решал свои мужские проблемы вне брачных уз.

Как и то, что, как профессиональный врач, он сдавал экзамены по акушерству и гинекологии, а позднее, в отличие от некоторых своих исследователей, получающих консультации у специалистов, имел дело с женскими болезнями.

Но, даже обсуждая эротические темы среди своих, в частной переписке, не рассчитанной на посторонний взгляд, Чехов остается верен кодексу порядочного человека. Он никогда не называет имен женщин из своего круга, с которыми имел отношения. Визит к профессиональной гейше или общее физиологическое рассуждение – другое дело.

Но и здесь он остается художником, находя стилистическую нишу между откровенным похабством и перифрастической невнятицей. Его этнографическо-эротическое описание точно, но не пошло. Это материал для литературных наблюдений, а не биографических разоблачений.

Тем же, кто смотрит на чужую жизнь через щель в заборе, приходится неизбежно выдавать часть за целое; претендуя на раскрытие голой правды, постоянно прибегать к домыслам и догадкам.