Человеческое тело

Порой он спрашивает себя, где бы он сейчас был, не случись тогда в долине то, что случилось, не отправься однажды ночью человек, с которым он даже не был знаком, в путь на своем грузовике, не выброси Анджело Торсу из бронированного джипа и не реши Ирене Саммартино, что ответственность за все это лежит на нем. Пустые вопросы, вскоре он перестает их себе задавать.

Его организм очищен. Когда он просыпается глубокой ночью, тяжело дыша, и никак не может уснуть, он принимается расхаживать по дому, чтобы восстановить дыхание. Если поутру у него нет ни сил, ни желания что-то делать и ему кажется, что его нет на земле, он полагается на рутину и ждет, пока все пройдет само собой. Иногда на это требуется несколько дней, но потом все проходит. Воздерживаться от приема лекарств — не борьба и не завоевание. Он не исключает, что однажды они ему снова потребуются, что он доверит свое благополучие бесстрастной науке — где-то на белом свете есть комната, из которой нет выхода, комната, где его всегда ждут, — но не сейчас.

Никого не предупредив, в марте в один из выходных он садится на самолет и летит в Кальяри. Чтобы добраться до дома Анджело Торсу, нужно взять напрокат машину и направиться на запад от столицы. Он едет длинной дорогой, чтобы посмотреть побережье. Едет медленно, любуясь пейзажем и бьющимися о скалы волнами.

В квартире, которую оплачивает город и в которой Торсу проживает с тех пор, как он отлежал в разных реабилитационных клиниках, дежурит парень с густыми растрепанными волосами и сонным взглядом.

— Я от прихода, — объясняет он. — Дежурю два дня в неделю, по четвергам и субботам. Все равно с Анджело забот немного. Можно почти все время заниматься.

Эджитто одет в штатское, он сказал, что они с Торсу друзья (судебное разбирательство, начатое семьей Торсу, еще не окончено, вряд ли они обрадуются, узнав, что Эджитто появился в их краях). Наверное, поэтому волонтер позволяет себе прибавить:

— Война — это грязь. Сам я пацифист. — Он глядит на настенные часы — одно из немногих украшений комнаты. — Он еще спит, но я могу разбудить. Анджело будет рад побыть в компании. К нему никто никогда не приходит.

— Я не тороплюсь. Подождем! — Эджитто выдвигает из-под стола стул и усаживается.

— Со стариками то же самое, — говорит волонтер. — Знаете, мы, ребята из прихода, ходим и по домам престарелых. Пройдет несколько месяцев, и у многих кончается запал. Только одна девушка продолжает его навещать. Ну, то есть приходит довольно часто. Ее зовут Элена, вы знакомы?

— Боюсь, что нет.

— Симпатичная. Чуть полноватая. — Он ждет, пока Эджитто подтвердит, что незнаком с ней, помотав головой. — Садится рядом с Анджело и читает ему книги. Неважно, понимает он или нет, она все читает и читает. — Рукой он хватает спадающую на лоб прядку и разглаживает, на мгновение вытянув над головой. — Давно вы его не видели?

— Больше года.

Точнее, с октября позапрошлого года, когда тело Торсу, закутанное в серебристое термоодеяло, взмыло в небо на «Блэк Хоуке», с обеих сторон которого выглядывали пулеметы. Но он не решается рассказать об этом пацифисту.

— Вы увидите, что он сильно изменился, синьор… синьор?

— Эджитто. Алессандро.

Парень хмурится. Несколько секунд глядит на него, словно пытаясь связать одно с другим. Возможно, он в курсе всего. Эджитто готовится встретить его реакцию.

— Вы тоже военный?

— Я врач.

— А откуда у вас эти ожоги?

Ах вот в чем дело. Эджитто улыбается, зная, что сейчас выслушает извинения. Дотрагивается до лица.

— Нет, это ни при чем.

Парень явно заинтригован, но слишком хорошо воспитан, чтобы продолжать расспросы.

— Скажите, доктор, — говорит он вместо этого, — как же так вышло, что Анджело исчез?

— Исчез?

— Он… его уже нет. Словно он сам так решил. Спрятался где-то и не хочет выходить. Разве такое возможно, доктор?

Внезапно на Эджитто наваливается усталость от долгого пути.

— Я не знаю, — отвечает он.

Парень качает головой. Он думал, что врач даст исчерпывающий ответ.

— Все равно, Господь знает, где он.

Они продолжают молча сидеть и ждать, пока стрелки не показывают ровно четыре. Парень щелкает пальцами.

— Пора. Пойду разбужу его.

Через несколько минут он возвращается, держа за локоть Анджело Торсу так, словно не поддерживает его, а лишь направляет. Эджитто спрашивает себя, не является ли слабое подрагивание губ попыткой с ним поздороваться, улыбнуться, но замечает, что подрагивание не прекращается. Он встает, одергивает куртку и берет руку Торсу, чтобы пожать.

— Подведите его к окну! Он любит смотреть на улицу. Правда, Анджело?

Эджитто не в состоянии беседовать с тем, кто не отвечает, ему слишком неловко. То же самое с надгробными камнями, особенно на могиле Эрнесто, с новорожденными и даже с пациентами под анестезией. И хотя сейчас в пустой гостиной за ними никто не следит (чтобы не мешать, парень ушел на кухню), он не может выдавить из себя ни слова. Поэтому они просто молчат. Молчат, стоя рядом у окна.