Она произнесла это, выпустив густое облако табачного дыма, что несколько девальвировало несомненную истинность ее слов. Они стояли на большом балконе. Дело шло к полуночи. В зале разбирали стол и уносили стулья — сейчас должны были начаться танцы. Дождь прекратился. Инспектор Барбаротти оперся локтями на высокую балюстраду и посмотрел вниз — на хорошо знакомую улицу, желтые фонари в ореоле тумана… даже в ноябре бывают красивые вечера. Печальные, но красивые. Марианн заняла очередь в туалет, а он взял в только что открывшемся баре бутылку пива.
— Без сомнения, — сказал он, машинально отстраняясь от дыма. — Но и там, внутри, тоже было неплохо.
Она кивнула.
— Я должен спросить вас об одной вещи. Вас ведь зовут Анника Вильниус, не так ли?
Она опять кивнула и улыбнулась:
— Инспектор угрозыска в действии.
— Ни в коем случае. Просто я сталкивался с неким Якобом Вильниусом. Фамилия не частая, так что я подумал — не родственник ли он вам?
Она вновь глубоко затянулась:
— Мой бывший муж.
— Вот как?
— А что он натворил?
Гуннар засмеялся:
— Ровным счетом ничего. Просто проходил свидетелем по одному делу. У меня такая работа — приходится встречать массу людей.
— Могу представить… Нет, знаете, мы развелись пять лет назад. У нас ничего общего. Он со своей новой живет, насколько мне известно, в Стокгольме, а я со своим новым — в Лондоне. Такова жизнь… или как?
— В двадцать первом веке, — уточнил Гуннар. — Я, собственно, и сам на той же тропинке, — неожиданно для самого себя признался он, должно быть, под влиянием алкоголя. — Тоже разведен.
Она помолчала.
— А фамилию я сохранила. Моя девичья фамилия — Петерссон. А мой новый — Черневски. Как звучит, по-вашему, — Анника Черневски?.. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Что может по этому поводу сказать человек по имени Гуннар Барбаротти?
Они расхохотались. Чудесная штука — алкоголь, подумал он. Все тормоза долой. Если бы у меня был бокал вина, я поднял бы тост как раз за него, за этот бокал. И выпил бы в его же честь. Но бокала вина у него не было, была бутылка с пивом, а вино было у нее.
— Выпьем, — сказала она. — За симпатичных инспекторов полиции.
— За вас… хотя вы, кажется, не инспектор?
— Не совсем. Я работаю в театре. Хотя и за кулисами.
— Понятно.
— Но я должна вам кое о чем сказать. Меня бы не удивило, если бы Якоб перешел границу. Нисколько не удивило.
— Что вы имеете в виду?
Она вновь затянулась и выпустила дым тонкой элегантной струйкой. Он подумал, что, в этой красной водолазке и с сигаретой, она похожа на французскую киноактрису… хотя чему тут удивляться, она же работает в театре. Должно быть, это заразно.
— Я имею в виду вот что: Якоб Вильниус — редкая скотина. Зверь. Причем опасный зверь. Я прожила с ним восемь лет, так что знаю, о чем говорю.
— Хорошо провел время?
Марианн взяла его под руку и, привстав на цыпочки, поцеловала в щеку.
— Ой! Я теперь весь в помаде…
Она послюнявила палец и вытерла красно-лиловый след.
— Замечательно, а ты?
— Превосходно. А кто эта женщина в красном?
— Толком не знаю. Спросил, не родня ли она с одним знакомым. Она сидела напротив меня.
— О'кей. Сейчас танцуют молодые, потом ты должен пригласить соседку по столу. Все остальные танцы — мои. И даже не пытайся.
— Да мне бы и в голову такое не пришло — танцевать с кем-то еще! Кликс!
— Ты сказал «кликс»? Что это значит? Надумал что-нибудь важное?
— Сам не знаю, что бы это могло быть, — признался Барбаротти, обнял ее за талию и повел в зал.
— Привет, — сказал Кристофер Грундт. — Это Олле Римборг?
— Собственной персоной к вашим услугам.
— Что?!
— Да. Это я и есть. Олле Римборг.
— Э-э… хорошо, что я на вас попал. Меня зовут Кристофер Грундт, я звоню из Сундсваля. Это, значит, вы работаете в отеле «Чимлинге»?
— Да. Время от времени. А что вы хотите?
— Тут одна штука… хотя я не очень понимаю…
— Я слушаю.
— Значит, это я — Кристофер Грундт. Я был с семьей в Чимлинге у бабушки с дедушкой в прошлом декабре, и у нас… в общем, пропал мой брат. Хенрик. Дядя тоже пропал, но его нашли и я…
— Теперь я понял, кто ты! — прервал Олле Римборг с внезапным энтузиазмом. — Конечно! Я знаю всю историю! Дрочи… я имею в виду, твоего дядю нашли в августе. А ты, значит, брат…
— Хенрика Грундта. Он тоже исчез.
— А он не вернулся?
— Нет… до сих пор не вернулся.
— А ты не останавливался в отеле в августе? Когда были похороны? С родителями?
— Да.
— Я так и думал. В то время я как раз там работал. Мы, наверное, виделись.
— Может быть…
Короткая пауза.
— И что ты хотел?
Кристофер прокашлялся:
— Ну… бабушка что-то там говорила… я подумал, лучше я вас спрошу. Наверняка ничего важного, но в семье у нас сейчас… сами понимаете….
— Понимаю, — успел вставить Олле Римборг.
— В семье у нас… все равно надо узнать, как и что, даже если это означает, что…
— Что?
— Что Хенрика нет в живых.
— Я понимаю… Так что сказала твоя бабушка?
— Она вроде бы с вами разговаривала… и вы сказали, что кто-то вернулся ночью.
Кристофер услышал, как Олле Римборг глубоко вдохнул, а потом медленно, с растяжкой, выдохнул.