Человек без собаки

— Пока нет, — успокоила его дочь, — но сон был жутковатый. Ты вышел что-то купить и пропал. Я не люблю, когда ты пропадаешь.

— Я же сижу здесь!

— Вижу. — Сара слегка улыбнулась. — Очень тебе за это благодарна. А еще больше буду благодарна, если ты принесешь воды и дашь мне поспать.

— Без вопросов, девочка, — сказал Гуннар. — Без вопросов.

Глава 19

Канун Рождества начался в Чимлинге и его окрестностях с пышного театрального снегопада. Гуннар Барбаротти проснулся рано и с удивлением уставился в окно. Такой пейзаж ожидаешь увидеть в Мальмбергете. Или в Мурманске. На земле снег по колено, наверху темно-лиловое небо, а между ними — призрачная сеть крупных, как ночные бабочки, снежинок. Тени их в свете ночного фонаря скользят по стене дома напротив. Тишина, как после смерти.

Он прошел в прихожую и взял газету. Заглянул по пути в комнату Сары — по-прежнему спит. Воду выпила, выпила полстакана клюквенного сока. Он достал из холодильника йогурт, налил стакан сока, поставил все это на тумбочку и опять забрался в постель.

Заметка об исчезновении Роберта Германссона и Роберта Грундта была на шестой странице. Две колонки с фотографиями под заголовком «Пропавшие».

В одной строчке — даже странно, только в одной! — упомянуто, что один из пропавших участвовал в печально известном телешоу. В конце сообщается, что у полиции пока нет достаточно информации, чтобы заподозрить преступление.

Интересно, кто дал журналистам эти сведения? К самому Барбаротти никто не обращался. Скорее всего, Молльберг. Или сам Асунандер. Интересно, как быстро гиены из вечерней прессы клюнут на эту наживку? Если будут работать с тем же нахрапом, что и всегда, много времени не пройдет. И заголовки будут не просто «Пропавшие» или «Исчезнувшие», а совсем другие, в этом он был уверен. Госпожа Германссон просила его помочь в этом смысле, но какие он мог дать гарантии? Весь смысл объявленного розыска заключался именно в привлечении общественности, а как можно привлечь общественность без участия вечерних таблоидов?

Невозможно. Как правило, именно вечерки находят самый большой отклик у читателей. Так что даже эта публика имеет право на существование. Во всем можно найти хорошую сторону.

Вот к такому философскому выводу пришел инспектор Гуннар Барбаротти. И вчера госпожа Германссон с ним согласилась — скрепя сердце, но согласилась, и ее муж тоже. Единственное, о чем они попросили, — чтобы сволочи-репортеры из столицы королевства не употребляли этот мерзкий эпитет. Он также втайне надеялся, что эти разожравшиеся гиены сочтут ниже своего достоинства тащиться в провинциальный городок накануне Рождества. У них же есть Арне Вайсе[40] и весь букет праздничных телепрограмм.

Но на это надежда, конечно, слабая. А потом… Арне Вайсе, кажется, уже закончил выступления. Или, может быть, даже умер. Инспектор Барбаротти знал за собой эту слабость: какая-то информация просто-напросто не задерживалась у него в голове. В этом смысле он был скорее волк, чем мобильный телефон. Мобильные телефоны хранят всё.

Он досмотрел газету и попробовал спланировать день. Что надо сделать в первую очередь?

Просмотрел вчерашний лист и решил, что на Альведерсгатан зайдет во второй половине дня. Пусть они немного придут в себя. За это время надо постараться найти уехавшую сестру в Стокгольме. Позвонить в управление: нет ли каких новых сведений, не было ли звонков от населения? Они, естественно, должны сами его информировать, но это в теории. А если на телефоне сидит Юнссон, надо считаться с опозданиями на несколько часов и даже дней. Тем более в рождественской суматохе.

Позвонил Молльбергу. Нет, пока никто не давал о себе знать. Даже старина Хертнагель не звонил — это даже странно. Хертнагель звонит всегда и по любому поводу, у него всегда есть что сказать. После истории с советской подводной лодкой в Хорсфьёрдене он несколько раз сообщал, что видел перископ в речке Чимлинге. Сбежавший из тюрьмы преступник, в каком бы конце страны это ни произошло, тут же попадался Хертнагелю на глаза. По происхождению Хертнагель был австриец, а австрийцы, как он считал, куда более наблюдательны и аналитичны, чем заскорузлые шведы с заплесневелой крестьянской кровью в жилах.

— Уж не умер ли он? — спросил Барбаротти. Хотел заодно спросить, не умер ли и Арне Вайсе, но воздержался.

— Умер? — переспросил Молльберг. — Нет… не думаю. Я видел его час назад на лыжах в парке. Ему на прошлой неделе исполнилось восемьдесят семь.

Барбаротти опять посмотрел в окно. Не пойти ли прогуляться? Свежий воздух, кислород, морозец… снег за шиворотом…

— Информируй меня, если что-то выплывет.

Молльберг заверил, что сделает все, что может, и пообещал заняться мобильниками — он уже выписал оба номера.

Гуннар полежал еще немного в постели. Попытался вспомнить, где лежат его лыжи и есть ли они вообще, но не вспомнил.

Должно быть, исчезли в связи с разводом. Как, впрочем, и многое другое.

С большой неохотой он поднялся и залез в душ. Пора начинать рабочий день.

— Кристина Германссон?

— Да.

— Меня зовут Гуннар Барбаротти. Инспектор полиции в Чимлинге.