Человек и сверхчеловек

Дон Жуан. А, старые песни! Вы всегда были простаком, мой адский друг, в этом ваша беда. Вы смотрите на человека его же глазами Ваше мнение о нем несказанно бы ему польстило. Он очень любит мнить себя существом злым и дерзким. На самом деле он не зол и не дерзок, — он просто трус. Назовите его тираном, убийцей, разбойником — он станет обожать вас и гордо задерет нос, воображая, что в жилах его течет кровь древних завоевателей. Назовите его обманщиком и вором — он в крайнем случае возбудит против вас преследование за клевету. Но попробуйте назвать его трусом — и он взбесится от ярости, он пойдет навстречу смерти, лишь бы уйти от этой жалящей истины. Человек находит любое объяснение своим поступкам, кроме одного; любое оправдание своим преступлениям, кроме одного; любой аргумент в свою защиту, кроме одного и это одно — его трусость. А между тем вся цивилизация основана на его трусости, на его жалком малодушии, которое он прикрывает названием респектабельности. Есть граница покорности осла и мула, но человек готов терпеть унижения до тех пор, пока самим угнетателям не сделается настолько противно, что они почувствуют себя вынужденными положить этому конец.

Дьявол. Совершенно правильно. И в этой жалкой твари вы умудрились обнаружить то, что вы называете Силой Жизни?

Дон Жуан. Да. Потому что здесь-то и начинается самое замечательное.

Статуя. Что же?

Дон Жуан. А то, что любого из этих трусов можно превратить в храбреца, внушив ему некоторую идею.

Статуя. Вздор! Я как старый солдат допускаю трусость: это такое же распространенное зло, как морская болезнь, — и такое же несущественное. Но насчет того, чтобы внушать людям идеи, — это все чистейший вздор. Чтобы солдат пошел в бой, ему нужно только иметь немного горячей крови в жилах и твердо знать, что поражение опаснее победы.

Дон Жуан

. Вероятно, потому-то бои столь бесполезны. Человек только тогда способен действительно превозмочь страх, когда он воображает, что дерется ради какой-то всеобъемлющей цели, — борется за идею, как говорят в таких случаях. Почему Крестоносцы были отважнее пиратов? Потому что они сражались не за себя, а за христианство. В чем была сила противника, не уступавшего им в доблести? В том, что воины его сражались не за себя, а за ислам. Они отняли у нас Испанию, хотя там мы сражались за свой кров и дом; зато когда мы в свою очередь пошли в бой, окрыленные мощной идеей всесветной религии, мы разбили их и прогнали назад в Африку.

Дьявол (иронически). Так вы, оказывается, религиозны, Дон Жуан? Святоша? Поздравляю!

Статуя (

серьезным тоном). Полно, полно! Мне, как солдату, не подобает слушать, когда о религии говорят непочтительно.

Дон Жуан. Не тревожьтесь, командор. Идея всесветной религии переживет ислам, переживет христианство, переживет даже то сборище гладиаторов-недоучек, которое вы называете армией.

Статуя. Жуан! Я должен буду призвать вас к ответу за эти слова.

Дон Жуан

. Стоит ли? Ведь я не умею фехтовать. Все идеи, за которые станут умирать люди, будут всесветного значения. Когда испанец поймет наконец, что он ничем не лучше сарацина, а его пророк ничем не лучше Магомета, он восстанет, вдохновленный всеобъемлющей идеей, перегородит баррикадой грязную трущобу, где проходила его полуголодная жизнь, и умрет на ней за всеобщее равенство и свободу.

Статуя. Вздор!

Дон Жуан. То, что вы называете вздором, — единственное, ради чего человек отваживается на смерть. Впоследствии, правда, и идея свободы покажется уже недостаточно всеобъемлющей; люди станут умирать ради совершенствования человека, в жертву которому они с радостью принесут свою свободу.

Дьявол. Да, да. Предлог для того, чтобы убивать друг друга, у них всегда найдется.

Дон Жуан. Что ж такого? Главное — не смерть, а страх смерти. Убить или умереть — не стыдно. Стыдно жить пресмыкаясь, получая за свой позор жалованье и проценты с прибылей. Лучше десять мертвецов, чем один живой раб или его хозяин. Придет время — и люди восстанут, и сын пойдет на отца, а брат на брата, и будут убивать друг друга за великую всесветную идею уничтожения рабства.

Дьявол. Да, но не раньше, чем ваши хваленые Свобода и Равенство сделают труд свободных белых христиан дешевле, чем труд черного язычника, продаваемого на невольничьем рынке.