«Вы все время об одном и том же, сэнсэй. У вас прямо навязчивая идея, вы хотите выпытать все до мельчайших подробностей».
«Просто я хочу знать правду».
«А я хочу забыть обо всем, что произошло».
«Значит, было то, что ты хочешь забыть».
«Как это ни печально, ничего из того, что вы предполагаете, сэнсэй, не произошло».
«Если это правда – прекрасно».
«Правда. Он протер гноящиеся глаза и, заставляя принимать разные позы, так уставился на меня, будто выискивал драгоценные камни. Но очень скоро укол стал оказывать свое действие – глаза постепенно приобрели странное выражение, и не прошло и пяти минут, как он уставился на люминесцентную лампу, а на меня, казалось, уже не обращал никакого внимания».
«Неужели этот боров не приставал к тебе?»
«Нет, не приставал. Наоборот, заплакал. Испугался чего-то. А плакал он, по-моему, притворно. Только рот скривил и подвывал… И этот отвратительный запах у него изо рта… И сколько он ни канючил, я не поддавалась, только старалась не дышать. А он все больше распалялся. Когда он посмотрел на меня сзади, как я стою на коленях, этого он уже вынести не мог».
«И он это как-нибудь проявил?»
«Нет. Наверно, из-за укола. Я только стояла не шелохнувшись. И представляла себя со стороны. Все это было очень странно. Может, это гипноз?.. И не потому, что я вся была на виду, а только от его желания смотреть на меня я и пришла в такое состояние. Стоило мне представить его взгляд, как силы оставили меня, и я уже не могла подняться с четверенек. Кровь отлила от ягодиц, они словно атрофировались… окаменели».
«Отвратительный тип».
«Но кажется, он все-таки реагировал. Стиснул зубы и шипел… Я прислушалась и уловила: спасибо, спасибо…»
«Почему ты не отказалась?»
«Сэнсэй, вам не кажется, что вы все преувеличиваете?»
«Возможно».
«Прошу вас, успокойтесь. Я хотела, сэнсэй, по возможности рассказать так, чтобы вы поняли, что все это для меня абсолютно ничего не значит».
«В таком случае поставим на этом точку. Ну иди сюда. Что ты стоишь как истукан… Сними чулки, или что там на тебе…»
«Я без чулок».
«Иди ко мне скорей… Послушай, а он точно тебе указал, какую ты должна принять позу?»
«Погасите свет…»
Ненормальные отношения между мной пишущим и мной описываемым
Обнаженная стояла на коленях. Треугольник, образованный разведенными ляжками, запечатлелся на сетчатке моих глаз, и, куда бы я ни посмотрел, мне кажется, что я вижу его отчетливо, как гравюру, окрашенную в нежно-розовый цвет. Я широко раскрываю рот, в изнеможении высовываю язык. Подступает тошнота. Невероятное напряжение. Не хватает воздуха. Наверное все дело в том, что я не выспался.
Когда и как я добрался сюда? Я обокрал самого себя. Три часа восемнадцать минут. Здесь, напротив порта Т., на противоположной стороне залива, городской пляж. Безлюдная полоса песка, по которой, шурша, ползают крабы. Вымокшие под дождем треугольные зеленые флажки, трепещущие на высоких бамбуковых шестах. Хотя дорога идет под гору, просто скатиться вниз невозможно. Но все время хотелось сделать это.
По правде говоря, именно здесь неделю назад я приводил себя в порядок, перед тем как пойти в клинику, чтобы там занялись моей раной. Лучшего места, где человек-ящик мог бы незамеченным покинуть свое убежище, не найти. Прежде всего я хотел выкупаться и помыть голову, хотел побриться, постирать белье и рубаху. На любом вокзале и на любой пристани есть туалетная комната, которой можно воспользоваться; правда, там допоздна толкутся люди, но если с умом выбрать время, то удастся, ни с кем не встретившись, вымыться в душе.
Да и особых причин скрываться у меня нет. Вот только что я все это и проделал. Выкупался, помыл голову, побрился, постирал нижнее белье и рубаху. Я, кажется, был немного простужен и поэтому, пока сохли белье и рубаха, снова забрался в ящик – самое большее часок потерплю, а потом навсегда покину его. Да я и сейчас уже наполовину покинул его. Чтобы уничтожить предмет, изъеденный жучком, особой решимости не требуется. А там, впереди, уже виднеется выход из тоннеля. Если ящик – передвигающийся тоннель, то обнаженная – ослепительный свет в его конце. И эта поза, словно призывающая к тому, чтобы ею любовались. Мне кажется, последние три года я ждал именно такого случая.
И вот неожиданная встреча с лжечеловеком-ящиком. Мой двойник, усевшийся на кровати и уставившийся на нее, стоявшую обнаженной (в беззащитной и лишь призывавшей к тому, чтобы на нее смотрели, позе). Никогда еще ящик не казался мне таким безобразным. Все напоминало отвратительный сон, в котором мой дух, воспарив к потолку, разглядывает мой же труп. Неужели это сожаление о ящике? Нет, не сожаление – тоска. Мне нужен тоннель, имеющий выход. А записки – наплевать, даже если все они, до последней строчки, будут уничтожены.