Человек из Преисподней. Крысы Гексагона

– В ближайшее же время отбери из своих десяток надежных ребят. Кликухи и номера – мне. Мы пока думаем, как это сделать – но скорее всего, и им, и тебе придется немного поучиться…

– Чо-о-о?.. – пренебрежительно тянет он. – Сроду я не учился. Я и на Малолетке-то за партой никогда не сидел…

– Этому ты будешь учиться, и очень охотно, – обещаю я. – Стволы. У нас они есть – и вам придется узнать, как ими пользоваться.

Сивый крякает и одобрительно глядит на меня.

– Эх-х-х, мать… А ты умеешь удивить, Лис. Еще тогда, когда четырехсотый весь модуль на уши поставил…

Я киваю. Ты еще и не так удивишься, бар-р-ран…

Сивый ушел – и теперь я сижу в Смотровой у Дока. А плотный у меня сегодня график… Напротив меня Гадя – Док уже окончил осмотр и она уже слезла с гинекологического кресла. Меня при взгляде на этот агрегат слегка кошмарит – слишком уж он похож на пыточную дыбу…

Гадя – это Гадюка. Звучит ржачно – но мало кто из бугров будет смеяться над гран-маман нашего Борделя. С Гадей особо не пошутишь – ответная шутка, в виде прошмандовки с сифилисом, подложенной тебе в кровать, будет куда смешнее. Только не для тебя.

– Мне кажется, вы охренели, Лис, – говорит Гадя. Мы говорим с ней с глазу на глаз, она потребовала это сразу. Так вроде и лучше – эта тощая лысая паскуда чувствует себя увереннее.

– Нисколько.

Гадя качает головой.

– Я ничего не буду решать сейчас. Но ты можешь не стрематься – я ничего не скажу капо. У меня только один вопрос – для чего в этом деле нужны будут мои девки?..

Хороший вопрос. Честно сказать, я не обсуждал это с Комбригом – но помню, что он говорил. После хорошего траха мужик внушаем…

– Нам будут нужны все люди, – говорю я. – А твоих девок можно использовать как разносчиц. Только не того, чего они привыкли – всяких там мондавошек, гонорей и прочей пакости, – а слухов. Нужно, чтобы по Гексагону поползли неясные слухи – что-то готовится. То ли восстание, то ли еще какой кипиш… Но что, кто и где – неизвестно. Пусть твои бабы как бы невзначай заговаривают с клиентом… – я меняю голос, пытаясь подделаться под бабский фальцет и пищу: – Ты знаешь, дорогой, сегодня мне Мальвина сказала, что ей сказала Виолетта, что слыхала от Элеоноры, как Эллочка обсуждала с Клариссой… Ну и так далее. Поняла?

Гадя расплывается от уха до уха.

– Это мы можем… Это прям по нашему профилю.

– Это первое, – продолжаю я. – А второе… Когда вспыхнет – нужны будут помогальницы на баррикадах. Прежде всего – медсестры. Перевязка бойцов и тому подобное… У тебя есть и смелые девки, есть и полные оторвы. Пусть не только передком поработают…

– Я подумаю, Лис, – повторяет Гадя.

Еще одна подумальщица нашлась. Впрочем, у меня есть догадка, чем ее взять… Не давить, вовсе нет. Здесь другое… Сука, заведующая Борделем, не ложится под номеров, приходящих с талоном. Сука имеет на это право – такова ее привилегия. И отсюда вопрос: зачем ей нужен осмотр в гинекологическом кресле? Это первая, пусть и пока еще зыбкая, моя догадка. И буквально сразу я вижу подтверждение… Я кошусь в сторону редкости – настоящего блокнота, лежащего на столе. Док не оставил бы его просто так – он знает цену бумаги в Гексагоне. Я присматриваюсь – и читаю запись о нашей гран-маман, написанной твердым, хорошо разборчивым почерком Дока. Ах ты ж едрить тебя в гланды…

– Охереть… – пораженно говорю я. – Вот это нихрена себе подача…

– Ты это чего?.. – Гадя настороженно глядит на меня… и взгляд ее падает на блокнот. И она видит то, что вижу я.

– Почему ты ходишь на осмотры к Доку, Гадюка?

Она мнется и злобно зыркает на меня. Но я уже увидел все, что мне необходимо.

– Ты хочешь оставить ребенка?

Гадюка залетела! Она залетела – и сейчас, вместо того, чтобы давным-давно сходить к Доку на аборт, чего-то телилась! И я наверняка понимаю, чего…

– От кого он?

Гадюка какое-то время смотрит на меня – и, отвернувшись, чуть слышно шепчет:

– Крюк…

– Ты хочешь оставить ребенка? Хочешь?!.. И жить со своим мужиком нормальной семьей!

Женщины всегда остаются женщинами, и даже на глазах самой настоящей первостатейной злобной паскуды вроде нее могут блестеть слезы. Она кивает. И теперь ждет чего-то от меня.

– И ты хочешь стать матерью? Родить и вырастить?

Она снова кивает. Самые дикие надежды частенько заставляют делать невозможное – и, глядя на плачущую бордель-маман, я понимаю это как никогда ясно.

А еще мне ясно кое-что другое. Гадюка теперь точно с нами.

Перед самым отбоем ко мне снова заходит Док. Он опять пыхтит своей душистой хреновиной, зажатым в руке аппаратом, из которого торчит мундштук, – и я вспоминаю свой давешний вопрос. Я, кстати, так и не получил на него ответа. Как глубоко законспирированный разведчик, крот, который должен иметь мощнейший мозг, способный запоминать, анализировать, сопоставлять тонны информации – и выдавать результат! – ухитрился сохранить его, ежедневно упарываясь всякой хренотенью?..

– Не быть тебе шпиёном, братец Лис, – смеется Док. – Это же очевидно, дорогой ты мой человек! Я ни разу в жизни не пробовал ни одного кубика этой дряни!

Я растерян.

– Но как же…