Человек из тени

— Угу. Назвали меня по имени. Голос, без сомнения, изменен. Велел мне поинтересоваться моей электронной почтой. Я бы проигнорировала звонок, но он упомянул тебя.

— Почему ты решила, что голос изменен?

— У него была нечеткая дикция. Наверное, чем-то прикрыл рот. Или закрыл микрофон телефона платком.

— А в речи не было каких-то особенностей? Необычных слов? Сленга? Акцента?

Дженни смотрит на меня с насмешливой улыбкой:

— Ты что, собираешься работать со мной как со свидетелем, Смоуки?

— Ты и есть свидетель. Для меня по крайней мере. Ты единственная, кто с ним разговаривал, к тому же ты была первой на месте преступления. Так что — да, свидетель.

— Что же, логично. — Она задумывается над вопросом. — Я бы ответила отрицательно. Скорее наоборот. Никакой модуляции. Голос очень ровный.

— Не могла бы ты вспомнить, что он сказал, слово в слово?

Я знаю, ответ будет положительным. Дженни обладает чрезвычайно цепкой памятью. Эта способность не менее пугающая, чем моя ловкость при обращении с оружием, и всегда нагоняет страх на адвокатов.

— Да. Он сказал: «Это детектив Чанг?» Я ответила, что да. «Для вас есть почта», — продолжил он. Это сразу привлекло мое внимание. Он не разыгрывал мелодраму, просто изложил факт. Я спросила, кто говорит, и он ответил: «Кое-кто мертв. Смоуки Барретт их знает. У вас есть почта». И он повесил трубку.

— Больше ничего?

— Да.

— Гм. Известно, откуда он звонил?

— Из автомата в Лос-Анджелесе.

Я насторожилась.

— В Лос-Анджелесе? — Я немного подумала. — Наверное, поэтому ему понадобились три дня. Либо он путешествует, либо живет в Лос-Анджелесе.

— Либо хочет нас запутать. Если он из Лос-Анджелеса, то тогда, я считаю, он приехал сюда специально из-за Энни. — Она выглядит встревоженной, и я знаю почему.

— Выходит, я та персона, чье внимание он хочет привлечь.

Я уже смирилась с этой возможностью — нет, правильнее будет, вероятностью, хотя эмоционально ее еще не приняла. А именно: Энни умерла не из-за того, чем занималась, а потому, что была моей подругой.

— Правильно. Но это все предположения. Короче, я пошла и проверила свою электронную почту…

Я перебиваю ее:

— Откуда он отправил послание?

Она смотрит на меня и колеблется.

— Он отправил его с компьютера Энни. На письме был ее электронный адрес, Смоуки.

Это внезапно приводит меня в дикую ярость. Я знаю, он сделал это для того, чтобы не только замести следы, но и показать — все, что принадлежало Энни, теперь принадлежит ему. Я стараюсь выбросить эту мысль из головы.

— Продолжай.

— В послании были имя и адрес Энни Кинг и четыре приложения. Три — фотографии твоей подруги. Четвертое — письмо тебе. На этот раз мы забеспокоились всерьез. В наши дни можно делать с фотографиями все, что угодно, но тут надо поступать, как в случае предупреждения о заложенной бомбе. Всех эвакуировать на всякий случай. Поэтому мы с напарником собрали небольшую группу и направились по адресу. — Она отпивает чаю. — Дверь была не заперта. Мы постучали, но никто не ответил, так что мы вытащили оружие и вошли. Твоя подруга и ее дочь были в спальне, лежали на кровати. У нее там же был установлен компьютер. — Она качает головой, вспоминая. — Это была ужасная сцена, Смоуки. Ты повидала больше таких методичных, преднамеренных убийств, чем я, но не думаю, чтобы эта сцена произвела на тебя другое впечатление. Он ее вскрыл, вытащил внутренности и разложил по пакетам. Перерезал горло. Но хуже всего он обошелся с дочерью.

— С Бонни.

— Верно. Он привязал ее к телу матери, лицом к лицу. Девочка не могла пошевелиться. Она пролежала так три дня, Смоуки. Привязанная к мертвой матери. Ты знаешь, что происходит с трупом за три дня. Кондиционер не был включен. И этот урод плотно закрыл окно. Там уже завелись мясные мухи.

Я знаю: то, что она описывает, невозможно вообразить.

— Ребенку десять лет, запах ужасный, ее всю облепили мухи. Она повернула голову и лежала, прижимаясь щекой к щеке матери. — Дженни морщится. Как я счастлива, что ничего этого не видела! — Она лежала тихо. Не произнесла ни слова, когда мы вошли в комнату, когда ее отвязывали. Только смотрела на нас широко открытыми глазами. На вопросы не реагировала. Была обезвожена. Мы немедленно вызвали «скорую помощь» и отправили ее в больницу в сопровождении полицейского. Физически она в порядке. Я на всякий случай поставила у дверей ее палаты охрану. Кстати, у нее отдельная палата.

— Спасибо, я это ценю. Очень.

Дженни отмахивается и отпивает чаю. Я с удивлением улавливаю дрожь в ее голосе, когда она продолжает рассказ. Она находится под влиянием этих ужасных воспоминаний, несмотря на всю свою крутизну.

— Она не сказала ни слова. Как ты думаешь, она оправится? Может ли ребенок пережить такое?

— Я не знаю. Я всегда удивляюсь, через что люди способны пройти. Но я не знаю.

Она задумчиво смотрит на меня.

— Понимаю. — Она молчит, потом говорит: — Как только мы отправили ее в больницу, я вызвала экспертов и вытрясла из них душу. Возможно, я немного перестаралась, но я была… вне себя. Даже слов не подобрать, чтобы описать, что я чувствовала.

— Я понимаю.