Человек, который изобрел джинсы. Биография Ливая Страусса

Если везло, и погода была ясная, главным испытанием на корабле для пассажиров была скука. В противном же случае, когда корабль попадал в мало-мальскую качку, почти все пассажиры страдали от морской болезни. А сороковые широты, в которых шли корабли из Европы в Америку, не зря назывались «ревущими». Иной раз здесь, казалось бы, без причины, поднимались огромные волны. Так что морское путешествие бедные эмигранты должны были запомнить. И сойдя на берег в Нью-Йорке почувствовать, что путь назад закрыт навсегда. Даже если и удалось бы насобирать денег на обратный билет в Европу, от одной мысли о повторном морском путешествии многих явственно мутило.

Песня эмигранта

И сказал Бог Авраму: «Уходи из страны твоей, от родни твоей из дома отца твоего в страну, которую я укажу тебе».

Бытие, 12:1

И пока плещет в борт атлантическая волна и, слава Богу, нет на горизонте бури, выберемся из мрачного трюма, поглазеем вокруг и поговорим об эмиграции и об эмигрантах. Вон, сколько их собралось на палубе!

В русском языке после 1917 года слово это имело устойчивую отрицательную коннотацию. А как же могло быть иначе? Советские пропагандисты старались изо всех сил и черной краски для белых эмигрантов не жалели.

По звериным тропам крались те в страну Советов, чтобы всячески вредить рабочим и крестьянам. Гайки на рельсах откручивали. Или опять же гайками заклинивали шестеренки, чтобы сломать на заводе токарный станок со звонким названием «ДиП», «Догнать и Перегнать!» В крайнем случае, могли бывшую усадьбу спалить, как в рассказе «Ханский огонь» М.Булгакова.

Мысль о том, что предводитель уездного дворянства для чего-то зловредного возвратился из Парижа в родной Старгород, не казалась слишком смешной даже молодым смехачам И. Ильфу и Е. Петрову. Вопрос о том, какого лешего было ему покидать уютный Старгород ради блистательного, но чужого города Парижа, к тому же зная французский на уровне: «Мсье, же не манж па сис жур», как бы выносился за скобки. Все и так знали, что это был за леший.

Перековавшийся в красного графа Алексей Толстой, вернувшись из Парижа, авторитетно подтвердил: плетут, плетут эмигранты козни против Советской России. Для пущей убедительности даже красочно описал зловещую эмигрантскую жизнь. Впрочем, как известно, граф врал обильно и радостно. Потому особой веры ему не было.

Осколки правды стали появляться то тут, то там уже во времена вегетарианские. Из осколков этих официальная пропаганда складывала нечто грустное, пропетое обаятельным Михаилом Ножкиным во всесоюзном блокбастере «Ошибка резидента»:

И носило меня, как осенний листок.

Я менял города и менял имена.

Надышался я пылью заморских дорог,

Где не пахли цветы, не блестела луна.

И окурки я за борт бросал в океан.

Проклинал красоту островов и морей,

И бразильских болот малярийный туман,

И вино кабаков, и тоску лагерей.

Это было красиво. Это была неправда. К тому времени ностальгировать на березки было уже некому. Старики-белогвардейцы упокоились на каком-нибудь Сен-Женевьев де-Буа. А их дети и внуки вполне вписались в жизнь новых родин: Франции, Америки, Канады. Русские эмигранты внесли свой вклад в историю даже таких экзотических стран, как Лихтенштейн и Парагвай. К родине отцов и дедов потомки относились чаще всего с доброжелательным интересом. Ну, а березок им хватало и своих. Скажем, в штате Вермонт их целые рощи.

Пока старший лейтенант КГБ, притворяющийся блатным по кличке Бекас, душевно пел с экрана о тяжелой жизни эмигрантов, многие советские люди решили таковыми стать. Обнаружилось, что при некоторых условиях переезд из Харькова в Нью-Йорк или Иерусалим оказывался гораздо легче, чем переезд из того же Харькова в Москву. Осколки же правды, долетавшие через границу, на то и осколки, что при желании складывалась из них совсем другая картинка заграничной жизни. Блистательная, как аксеновский остров Крым! По сравнению с этим блистающим и свободным миром Красная Москва казалась каким-то заскорузлым Чугуевым.

Хотя, скажу правду, Чугуев – городок приятный во всех отношениях. Зеленый, теплый, в основном одноэтажный, что ни сколько его не портит. А дешевый рынок! А полчаса езды на электричке до Харькова! А вполне пригодный для купания Северский Донец!

В прелестном провинциальном Чугуеве я побывал более чем тридцать пять лет назад в гостях у своего друга. С ним мы вместе учились в московском институте. Теперь он живет в Ашдоде.