Человек, который начал жизнь заново. Сборник рассказов

Обычно в разговорах с самим собой я обращался к себе «парень», «мужик». Сейчас приятельское общение не сработает. Нужно что-то более глубокое, заботливое.

В открывшуюся дверь входит врач. Носит усы в дань современной моде. Из него бы вышел неплохой шериф. Внешне уж точно. Пытаюсь понять, что у него на уме. С чем он пришел. Неужели удивление?

– Ха! Мэтт! Вы только посмотрите! – он обращается к моей матери, которая семенит за ним. – Все благодаря вашим молитвам.

Мама не слушает его. Не может оторвать от меня глаз. Меня же интересует врач-шериф.

– Итак, Мэтт, как самочувствие?

– Ну-у-у… я жив, – сиплю.

– Конечно, жив. По-другому и быть не может. Правда, мисс Новак?

Она не отвечает. Плачет, уткнувшись в плечо доктору.

– Какие-то боли присутствуют? – одной рукой он обнимает плачущую мать, другой держит планшетку для сбора анамнеза. Писать ему нечем.

– Я не чувствую конечностей. Не могу ничем пошевелить.

– Это пройдет, не сомневайся. Вы попали в знатную передрягу. И, кстати, мои поздравления: сегодня ты вышел из десятидневной комы.

Мои глаза расширяются.

– Наверняка тебе будет что рассказать своим друзьям и знакомым. Люди любят истории с того света.

Врачи – особая каста людей со специфическим чувством юмора.

– Перечень твоих травм внушителен: переломы, переломы, переломы, в том числе позвоночника – именно поэтому у тебя сейчас проблемы со связью с телом, но все это пройдет, уверяю. Мы потрудились на славу. Про мелочи, вроде порванных связок, молчу. Ну и главное…

Мама берет доктора за руку. Смотрит на него, будто передает мысли взглядом.

– Понимаю, вы хотите побыть с сыном. Я зайду позже.

Он кивает мне и направляется к выходу. Его халат развивается как плащ супергероя.

Мама пододвигает стул ближе к койке, чтобы я мог ее видеть.

– Авария? – спрашиваю я, хотя ответ мне известен.

Она прячет лицо в ладонях и трясется в припадке. Мне нужно больше информации, но я не могу остановить ее. Пускай выплачется. То же самое ждет и меня в скором времени.

Смотрю в окно, где торчит угол соседнего корпуса. Приковываю взгляд к медленно ползущим облакам. Убегаю от осознания своих увечий, комы. От того, что утаил врач.

Вопрос вот в чем: что стало с парнями? И следующий: что станет с нашими жизнями? Интересно, уцелело ли оборудование?

Я начинаю заводиться. Собственная рассудительность поражает меня. Будто я нахожусь в привычных комфортных условиях. Что-то внутри подсказывает: должно быть иначе. Нет, я не должен бесноваться и размахивать руками, да и не могу сейчас этого сделать. Но, совершенно точно, я должен быть, как минимум, встревожен.

Тишина давит. Мама успокоилась.

– Что с парнями? – спрашиваю я. Не смотрю на нее, не могу.

– Джейк и Киран в тяжелом состоянии, но уже пришли в себя. Дастину досталось меньше. Крис и остальные ребята из вашей команды отделались легко. Ну, по сравнению с вами. А вот ваш водитель…

Я понимаю, что Эрни больше нет с нами. Он не умер, не погиб. Его просто нет.

– Расскажи, что произошло, – прошу я.

Мама отводит глаза. Вижу, она не хочет говорить об этом. Еще не смирилась с тем, что именно ей придется стать проводником дурных вестей.

– Доктор, – она резко дергается, блеск надежды в уставших заспанных глазах. – Доктор сказал, тебе нельзя нервничать. Сначала нужно восста…

– Думаешь, я не буду нервничать, если ты продолжишь молчать?

Конечно, она не готова. Она устала не меньше моего. Наверняка, до сих пор не помнит, когда последний раз спала. Наши отношения не простые, если только отношения между родителями и детьми в принципе могут быть простыми. В очередной раз я слишком напираю. Забываю, что с каждым годом она становится мягче, беззащитней. Это она тащила нас с братом, когда отец понял, что он не хозяин в доме, к тожу же самый слабый из нас четверых, несмотря на наш подростковый возраст с братом. Она не заслуживает моего давления.

Мама издает звук, похожий на крик дикого зверька. По привычке я пытаюсь взмахнуть рукой, и мои пальцы дергаются. Она тоже замечает это. На лице застыла светлая радость. Наконец, она осмеливается посмотреть на меня.

– Попробуй еще раз, – шепчет она, закрывая лицо руками.

Покоряюсь. И да, пальцы дергаются вновь.

Ее глаза в миг покрываются блеском, как речная гладь в солнечный день.

Пробую правой рукой – да, эффект есть. Кардиограф рядом с головой пищит чаще. Конечно, я возбужден. Плевать.

Перехожу на ноги. Пальцы левой ноги отзываются. Мама видит это. Но на лице не радость. Тревога.

Концентрируюсь на правой ноге. Нет реакции. Ничего, немного больше концентрации, и все выйдет. Кардиограф продолжает напоминать о себе слишком часто. Я злюсь. Как могу, опускаю глаза вниз. Вижу два бугорка в районе коленей. И один слева, где ступни. Только слева.

Стоп, что-то не то. Мама уже на ногах. Кардиограф раздражает учащенным пищанием.

– Я позову врача, – она направляется к выходу из палаты.

– Стой, – шепчу я. Страх отнимает и без того ничтожные остатки сил.

Кардиограф переходит на крик.

На месте правой ноги пустота. Больничное одеяло лежит ровно, ни единой складки.