Как бы ни сложилась дальше его жизнь, Октав вечно будет на коврике для йоги рядом с Деа. Сейчас он сидит в кресле, она движется на сцене под лазерными лучами, обнаженные груди в бисеринках пота одеты в кожаную сбрую, время и пространство не существуют: он сражен, как при первой встрече. Нет никаких сомнений: Октав так и не перестал желать Деа, чье тело покрыто родинками, похожими на горошинки черного перца. Деа — умница… с круглым пупком, сильными стройными ногами, выпуклыми ягодицами и глазами изумрудного цвета. Она все понимает, все чувствует, догадывается, что он скрывает. Деа опасается Октава — он слишком стремительно возжелал ее. Она почувствовала, что он всегда обманывал себя. Она знает и понимает его. Она избегает беднягу, но он ее забавляет.
Пожалуй, стоит пояснить читателям, почему Октав убежден, что попал в адскую ловушку. Каким бы старомодным и удивительным это ни казалось, Деа нерушимо, непоправимо, безвозвратно, чудовищно верна своему мужу.
2
Деа вдруг прерывает танец. Берет микрофон и объявляет, что танцовщицы Crazy Horse
начинают бессрочную забастовку.— Мы требуем, чтобы дирекция сменила наши CDD
[202] на CDI[203]. Нам платят 170 евро чистыми за представление, обязывают выступать дважды за вечер и не гарантируют обеспеченности работой. Отныне это становится неприемлемым. Мы требуем отмены правила еженедельного взвешивания и пересмотра размера гонораров. Шоу прервано, всего вам хорошего.У Луизы Мишель из Crazy
круглые белые груди с бледно-розовыми сосками, китайские туристы принимают заявление за шутку и начинают хихикать, глядя на закрывающийся занавес, но Октав знает, что Деа была более чем серьезна. Она описывала ему ритуал взвешивания. Заведение каждую неделю проверяет девушек. Если одна из них набирает или теряет два кило, ее ангажемент оказывается под вопросом. Все должны быть одного роста, поэтому их обувают в туфли на каблуках разной высоты. Октав теперь лучше понимает, почему Деа не отвечала на его сообщения. Бунт, охвативший Францию, не остановился у дверей «Салона Безумной Лошади». Октав спрашивает себя, почему танцовщицы не потребовали отмены карандашного теста и «правила равнобедренного треугольника». Дирекция сует карандаш под грудь артистке, и, если он не падает, жди увольнения, а расстояние между сосками измеряют двойным замером: оно должно равняться расстоянию между соском и пупком (21 см между сосками, 11 см между пупком и лобком). Если треугольник, образованный сосками и пупком, не равнобедренный, кандидатку отвергают. Деа часто называет Crazy Horse «скотным рынком». Октав (его трудовой договор с France Publique обновляется каждые три года) на это отвечает, что все кастинги для модных дефиле есть не что иное, как публичное унижение. «Ты не читала L’Idéal! Придется реформировать целую фашистскую систему». При всем при том Октав знает, что ему будет трудновато обойтись без этих кодов экстерьера: ног, составляющих две трети тела, плоских животов, высокой груди и симметричных скул. Диктатура? Да, но он ее благословляет. Зажигается свет, публика ропщет — тщетно. Гул голосов тянется к выходу. Октав кидается к гримеркам, чтобы поздравить Деа, революционерку в высоких сапогах. Сегодня вечером он осознал, что этот принцип (платить за созерцание раздевающихся женщин) символизирует ушедший век. Храм, родившийся в 1951 году, в новом мире долго не протянет. Он напоминает ему последнее посещение Елисейского дворца (Октав слишком часто барахтается во «властных местах» VIII округа, отсюда и аналогии).3