Человек, который плакал от смеха

В большинстве стран мира социальная несправедливость вопиёт куда громче, чем во Франции, но их народы не разевают свои «беззубые рты». В Марокко сказочные кружевные мраморные особняки тихо-мирно соседствуют с гнусной нищетой. Люди в России терпят олигархов, обжирающихся черной икрой и забавляющихся со шлюхами. Да, эти страны — не демократии, а Франция проявляет слабость, дает самым несчастным право жаловаться. Впрочем, роскошь, именуемая свободой слова, находится в опасности во всех западных странах с тех самых пор, когда на смену гражданам пришли потребители, а мифоманы вытеснили журналистов. Октаву осточертели стерильные дебаты о переделе богатств. Он ненавидит гипериндивидуализм не меньше саботажника Жюльена Купа, что не мешает ему напиваться в одиночестве в подвале Crazy Horse. «Жилеты»-антиглобалисты назначают встречи благодаря «Фейсбуку», самой глобалистской компании Силиконовой долины. Очень скоро нелиберальная диктатура положит конец бесконечным диалогам глухих и всем пресыщенным удовольствиям. Демократия провалилась, значит, должна умереть. Плебейские массы казнят Октава в числе первых, а в ожидании этого благословенного дня слезоточивый газ заставляет рыдать служителей Crazy Horse, выскочивших покурить, а уж их в излишней чувствительности не обвинишь. Октав при всем желании не сумел бы объяснить черноблоковцам, что тоже все потерял, что всегда устраивал так, чтобы не платить за трехлитровые бутылки шампанского в кают-компаниях роскошных яхт, что он светский паразит, а не символ аристократии (даже лишенной прав аристократии!), что в 2002-м он голосовал за коммунистического кандидата и что он восхищается их физическим мужеством. Молодых борцов за народные права и свободы обливают из водометов (даже зимой!), травят газами, лишают зрения из пистолетов Flash-Ball, стреляющих резиновыми пулями-мячами калибром 44 миллиметра, бьют дубинками, а они выкрикивают смешные лозунги вроде «Тебе конец, Макрон, Туше[184] вышли на улицу!» и громят остановки, забрасывая их бутылками, украденными в «Монопри» на Елисейских Полях. Они выставляют себя шизофрениками — такими же, как Октав, — когда пишут огромными буквами на стенах «Долой государство!», требуя от этого государства повышения зарплат. Октава можно упрекнуть за деланый смех, а «желтых жилетов» — за двойную бухгалтерию. Когда панки с дредами развлекаются, громя нуворишей, он им аплодирует. Этот конфликт — победа фестиваля Burning Man[185] над серией альбомов

Fuck Me I’m Famous[186], сериал «Вернон Сюбютекс»[187] нокаутирован метросексуалом Патриком Бейтманом[188].

Октав перечитывает свои заметки и вздыхает от досады: нет, подобное обозрение на France Publique не произнесешь. Слава богу, люстры гаснут, софиты высвечивают занавес. Голос Эрты Китт[189] поет Take Му Love. Take Му Love

[190]. На сцену выходят танцовщицы, принимают военные позы, они в меховых шапках стражей Букингемского дворца, и в их обнаженных телах нет ни капли непристойности. Шоу Crazy Horse — эстетическая и бесполая аномалия, привлекающая теперь только туристов-азиатов (их привозят сюда автобусами). Десятилетний пацан, допущенный к отцовскому ноутбуку, может за день увидеть на экране гораздо больше сисек, красивых и разных. Октав любит это место, потому что ностальгирует по старому миру. Он вспоминает свадьбу Алена Бернардена[191] и Ловы Мур[192]. Китчевый праздник 1985 года в Лувесьенне с Филиппом Жюно[193], Жаном Кастелем[194], Мирей Дарк и скульптором Сезаром…

[195] Вместе со своей бандой из Caca’s Club Октав проник на торжество без приглашения, а кончилось все тем, что они триумфально таскали новобрачную на плечах в доме с разноцветными стенами, напоминавшем Playboy Mansion[196]. Сегодня основателя кабаре Le Crazy Horse de Paris можно хоть каждый вечер арестовывать за харассмент. Октав обдумывает обозрение на тему #МеТоо и хочет озаглавить его в честь Франсуа Фюре «Прошлое власти»[197]

, но мгновенно обо всем забывает, когда на сцене появляется Деа.

01:00

История повторяется дважды: сначала как трагедия, потом как фарс.

Карл Маркс

1

Внезапно наступает тишина. Деа держится очень прямо, тянется вверх, высоко подняв подбородок. Она классическая танцовщица, с горделивой статью и королевской посадкой головы. Ее курносый нос по форме напоминает лыжный трамплин, совсем как у Сильви Гиллем[198]. В волосах спорят между собой два цвета — красный и черный.

— It's a small step for a man but a giant step for a mannequin[199], — пишет Октав на ее руке.