Человек, который плакал от смеха

Как все члены Castel, мы заканчивали ночи в объятиях сенегальских красоток из Кёр-Самба-Кана, сиживавших на коленях у Карлоса Дольто[227], Клода Брассёра

[228], Пьера Бенишу[229] и Патрика Балкани[230]

, и танцевали оргазмический танец ндомболо[231]. Мы могли пить водку с рояля Джо Тёрнера[232] в

Calvados — в шесть утра, с Дани, сбежавшей из L’Aventure, что на авеню Виктора Гюго. Сегодня все наперсники моей молодости мирно спят в постелях с женами и воспитывают детей, а я упорно шатаюсь по кварталу, прозванному «Золотым треугольником» (позолота и бритые лобки — его единственная отличительная черта). Это один из последних парижских округов, где одинокий мужчина не выглядит подозрительным — если не одет в яркий (желтый!) жилет и не носит на голове мотоциклетный шлем. Парадоксально, но факт: президент Нового Мира географически расположился в сердце Старого Режима.

3

Раньше было не лучше. Было так же, но у меня всегда имелась компания. В самое знаменитое парижское кабаре Raspoutine времен великой и ужасной хозяйки мадам Элен Мартини[233] я приходил с тридцатью приятелями, мы любили это русское заведение в красно-золотых тонах, декорированное Эрте[234], где выступали пьяный метатель ножей, чародей, знавший тысячу фокусов, и колумбийские музыканты, выдававшие себя за цыган. Там всегда находился богатей, готовый сунуть за струны балалайки банковский билет с Блезом Паскалем (500 франков), чтобы еще раз послушать «Очи черные». Мы до упада (в прямом смысле слова!) отплясывали казачок на дорожке в красно-черные квадраты. Мы покидали заведение на рассвете, без сил, но с трофеем — абажуром или хрустальной подвеской с люстры — в бутоньерке. В те времена мне аплодировали, когда я залпом выпивал полный стакан спиртного. Теперь я могу сделать это в восемь глотков — и окружающие сочувственно пожимают плечами. В каком возрасте человек теряет право быть жалким?

Тридцать лет назад у меня был стадный инстинкт. 80-е и 90-е я прожил в «толпе», а потом, однажды утром, мое окружение испарилось. Я погрузился в мертвую тишину и не протестовал — такова жизнь. В детстве днем и ночью рядом с тобой братья и сестры, а когда вы взрослеете, разбегаетесь в разные стороны. Родственников заменяют друзья, и ты совершенно уверен, что они станут твоей новой — настоящей — семьей, но исчезают и они. Человек всю жизнь собирает — подтягивает к себе людей, которые со временем отдаляются и в конце концов покидают его. У каждого своя профессия, жена, дети, дом, развод, рак, все слишком заняты, чтобы среди зимы выпивать с умственно отсталым типом, чья борода седеет на глазах. Через десять лет наступит конец света, никто не может позволить себе терять время. Условием выживания во время апокалипсиса становится изоляция, бурчал я себе под нос, по-клошарски шаркая ногами по улочкам, спиралью закручивающимся вокруг площади Звезды. Направлялся я в сторону Виктории, в ресторан у Арки. Возможно, я сам виноват в потере друзей. Не сумел их удержать, позволил отдалиться, слишком часто отсутствовал — мне нравилось исчезать. Думаешь, что по тебе будут скучать, и неизбежно теряешь людей.