Человек, который построил Эдем

— Да не особо. Я отдал Дому Роско лучшие годы, и тот отплатил мне сполна. Скажут за мастера Дэниела умереть — я умру. Жалко что ли?

Дэниел потёр виски. Когда Марстон начинал нудеть про долг, его хрен кто мог остановить.

— Вот возьмите другие Дома. Там если солдат со своей девочкой заведут ребёнка, то его хозяева сразу в Приют отправляют, отрывают от родителей. Роско же всегда знали, что солдат лучше сражается, если его дома ждут. У меня пять детей, все обеспечены, все отучились в университетах, все на Синдикат работают, у каждого гражданство. А всё благодаря чему? Благодаря тому, что у Роско голова на плечах есть! Дай Боже этой Семье здоровья!

Седовласый солдат поднялся с ящика из-под боеприпасов и салютовал Дэниелу. Тот вяло помахал в ответ. Руку в лангетке слегка пощипывало. Жрецы сказали, что это знак её заживания.

В распоряжении Роско было тридцать человек, поделенных на три отряда. Надёжные ребята, крепкие. В отличие от многих армейских частей, поддавшихся соблазнам мирного времени, взвод Дэниела последнее время активно участвовал в боях. Синдикат обычно прикомандировывал их к полицейским, всё чаще просившим помощи в рейдах на банды. Помогут — отлично, пропадут — не беда. Главное, чтобы наследник одной из самых важных Семей вернулся домой, даже если для этого придётся пожертвовать тридцатью жизнями. Дэниела бесило это. Полгода назад он хвастался перед Сабриной, что отец дал солдат. Но Дэниел никогда не хотел воевать. У отца это вызывало приступы хохота — как же, урожденный Роско и не хочет воевать! Отличная хохма.

Дэниел верил, что это ненормально. Когда-то он читал книжку из Библиотеки, старую, написанную ещё до Освобождения. Писатель уверял: большинство людей просто неспособны на убийство. Сама человеческая природа протестовала против уничтожения существа того же биологического вида. Без следов подобный опыт мог пройти только для психопатов, не чувствующих жалости и сожаления. Но, оглядываясь вокруг, Дэниел не видел ни капли раскаяния в лицах людей, ежедневно убивающих по несколько человек.

Когда он заговорил об этом с капитаном охраны дома, тот лишь отмахнулся:

— Много думаешь, Роско. Мы же армейцы. Наша задача — выполнять приказы, а не думать. Мне говорят, что враги вредят Синдикату. Семья, что кормит меня, обеспечивает крышей над головой и работой, входит в Синдикат. Значит, ребята ссут в мой суп. Конец истории.

Однако сентенции ветерана Дэниела не убедили. Он полез в Информаторий в поисках отчётов солдат, прошедших Вторую Священную. За этим занятием его и застал отец, решивший, что лучший способ убедить сына в крутости войны — это отправить его воевать.

С военным снаряжением убивать бандитов было проще простого. Полицейские гнали их по улицам, обстреливали из всего, что было, подключали дополнительные патрули, в общем, создавали максимум шума. Всё для того, чтобы в каком-нибудь тупичке незадачливые работники ножа и топора столкнулись с карающей дланью армии.

Дэниелу помогал расчленять трупы перед утилизацией, отрезал им пальцы и собирал кольца. Он заставлял себя смотреть на мучения умирающих, ловить тот миг, когда человеческая жизнь прерывается, и плоть живая превращается в мёртвую. Обделавшиеся трупы всё никак не выходили из головы. Первое время Дэниела выворачивало как последнего гражданского. К третьему бою он попривык, но чувство неправильности всё не отпускало.

Он не на своём месте. Учёба в Академии давала надежды, что профессия солдата ему понравится. Но все ожидания рассыпались с первой пулей, разорвавшей тело врага. Дэниел не чувствовал себя воином, он лишь изображал его.

Несмотря на то, что воевать приходилось по минимуму, бои выматывали Дэниела до предела. Он возвращался домой уставшим, разбитым. Размеренный и спокойный мир Семей начал казаться фальшивкой. Дэниел смотрел на улыбающихся аристократок, заигрывавших с его отцом, и видел будущих мертвецов. Забавно, как небольшой кусочек свинца может стать гранью между жизнью и смертью. Между счастьем, мечтами и смертью с забвением.

Он стал плохо спать. В сновидениях Дэниел умирал тысячи раз, но каждый из них ранил как первый. В приступах бессонницы он бродил по особняку, рассматривал портреты предыдущих глав Дома Роско и тихо надеялся, что когда-нибудь мама вернётся домой. Сабрина не понимала своего счастья, и это доводило Дэниела до немого исступления. У неё было всё, а она продолжала просить большего. Роско чувствовал уколы совести: полгода назад он бы ни за что не подумал такое про лучшую подругу.

Но всё чаще и чаще его посещала мысль, что маме Сабрины нужно умереть.

Роско сжал кулаки. Идиотизм. Как он может желать ей такое? Ближе Сабрины у него никогда никого не было. Только её присутствие делало учёбу в Академии терпимой. А после произошедшего на крыше сомнений не оставалось: они больше, чем друзья. Ради неё он пробивался вперёд, достигал новых вершин в учёбе, доводил себя до совершенства. Но увиденное в боях перевернуло всё.