Человек неразумный

– Послушай, Лёша, ты давно работаешь с Егором Петровичем? – спросил Заломов.

– Да уже три года.

– Тогда осмелюсь поинтересоваться, из каких краёв взялся наш замечательный шеф? В какой кузнице кадров отковали нам столь мощного умоводителя?

Стукалов не засмеялся – только губы растянул.

– К сожалению, о происхождении шефа мне известно немного. Знаю, что отец его был кадровым военным. И ещё знаю, что родился Егор Петрович где-то в Якутии. Кажется, в Оймяконе.

– Так это же полюс холода Северного полушария! Как же его туда занесло?

– Сдаётся мне, его папаша состоял в начальстве какого-то лагеря.

– Что? Драганов сам тебе это сказал?

– Фактически, да. В прошлом году в День Победы мы пили водку на институтской «землянке». Шеф слегка перебрал и разоткровенничался. Рассказал, что воспитывали его зэки. Колыбельную ему пела бывшая оперная певица, а уроки по арифметике помогал делать бывший профессор математики.

– Так, выходит, наш начальник получил уникальное воспитание, – изумлению Заломова не было границ. – А что дальше? как он стал учёным?

– Ну а дальше ничего особенного. Закончил Томский университет и попал в аспирантуру по ботанике. Вступил в партию, защитил кандидатскую. Вполне стандартная история.

– А потом?

– А потом работал на кафедре биологии Новоярского сельхозинститута. Занимался ветвистыми пшеницами. По этой теме быстро защитил докторскую.

– Как? Да ведь ветвистые пшеницы – одна из главных послевоенных идей-фикс Трофима! Без сомнения, та кафедра в пятидесятые была оплотом лысенковцев, а теперь Егор Петрович, выражаясь старым языком, сам менделист-морганист.

– Смотрю я на вас, Владислав, и удивляюсь вашей прекраснодушной то ли наивности, то ли, извините, глупости. Пожалуйста, не сочтите мои слова за грубость, но ничего странного в смене идеологии шефа я лично не усматриваю. Фактически, это прекрасный образец разумной политической гибкости. У каждого времени свои лозунги, Слава.

– Во-первых, Лёша, мне казалось, мы с тобой уже давно на «ты», а во-вторых, – голос Заломова зазвенел от волнения, – прославляя политическую гибкость, ты стираешь грань между наукой и шарлатанством!

Заломов выпалил это и почему-то разозлился.

– Хорошо, – усмехнулся Стукалов, – перейдём на «ты». Дорогой Владислав, вижу я, ты многого не понимаешь в нашей жизни и в наших правилах игры. Ты думаешь, наши учёные играют тут в шахматы? – Нет, Слава, они играют в шашки. А шашки не шахматы, это совершенно другая игра. Ты думаешь, кого-то тут шибко интересует абстрактная материя? – Отнюдь. Фактически, все заняты делами иного рода – более увлекательными и несравненно более важными.

– О какой-такой игре ты речь ведёшь, Алёша? В науке всё решают факты, логика и интуиция, основанная на глубоком знании предмета.

– Ты странный мэн, Владислав. Ты вот, например, возьми-ка и попробуй выступить на общеинститутском семинаре с доказательством, что, скажем, Марат Иванович в чём-то не прав. И знаешь, как к этому отнесётся наша общественность?

– И как?

– Во-первых, твоё «доказательство» сочтут всего лишь твоим личным мнением, а во-вторых (и это куда важнее), все решат, что у тебя есть какие-то личные счёты со всеми уважаемым членкором, что у тебя вырос на него здоровенный ядовитый зуб, что ты бузотёр, и вообще, от тебя нужно держаться подальше. Так что о доказательствах и о логике лучше забыть, – тут губы Стукалова растянулись в широкую добрую улыбку, и, продолжая улыбаться, он добавил: – И вот, Слава, мой тебе совет: будь с нашим шефом поосторожнее. Учти, как-никак в своё время он был чемпионом Томска по боксу в среднем весе.

– Что? Думаешь, врежет?

– Не знаю… Конечно, чужая душа – потёмки, но одна черта характера нашего шефа мне известна доподлинно… – Стукалов внезапно замолчал. Он задумался, стоит ли делиться важной информацией с потенциальным конкурентом, и всё-таки какая-то непокорная сила заставила его закончить начатую фразу, – Егор Петрович всегда добивается своего, используя все доступные ему средства. И кто попал в его чёрный список, тот, пиши, пропал, – Стукалов хотел ещё что-то добавить, но на сей раз сдержался и, не глядя на собеседника, подвёл итог: – Вот и подумай, Слава, как должен вести себя, действительно, разумный молодой учёный.

После этих слов любимец Драганова нырнул в продовольственный магазин, мимо витрин которого они проходили. «Странный парень – вроде бы и умный, и симпатичный, и всё-таки какой-то чужой», – подумал Заломов. Он не мог примириться с неуважительным отношением к науке. Он был убеждён, что наука – это лучшее и величайшее из людских достижений.