Человек разговаривает с ветром

— Чего это ты раздобрился? Не бойсь, не замерзну. Эх, черт возьми, хорошую кинокартину сегодня пропускаем. До прожектора еще километра три топать, а где он, этот проклятый обрыв…

Муха все время бежала впереди, иногда тоненько лаяла. Когда на землю ложились белые лучи посадочного прожектора, голые ветки кустарника светились, а круглые глаза Мухи вспыхивали злым зеленым огнем.

— Вот, — снова заговорил Крупенькин, — демобилизуюсь на следующий год и на память подарю тебе Муху.

— Пропади она пропадом, твоя Муха, — равнодушно заметил Ловичев.

Крупенькин замолчал — зубоскалить ему, видно, не хотелось.

Обрыва все не было. Неожиданно впереди громко и озлобленно залаяла Муха.

— Ну, — сказал Крупенькин, — уже к озерку вышли. Муха на воду лает, страсть воды боится. Я ее летом купал, так она чуть не сдохла с перепугу.

«А что, если обрыв в озерке?» — обоих сразу поразила тревожная догадка. Но вслух ни один об этом не сказал.

Озерко было небольшое — просто продолговатая впадина среди ровного поля. Летчики называли ее «зеркальцем»: оно служило хорошим ориентиром при заходе на посадку.

— Вот что, — Крупенькин бросил на берег сумку, ожесточенно помахал руками, стараясь согреться. — Ты посиди здесь, а мы с Мухой обежим озеро, проверим линию. Если до прожектора нет обрыва, значит, придется купаться. Бр…

Крупенькин убежал, а Ловичев сел на катушку, закурил. У ног тихо плескалась черная как деготь вода. При одной мысли, что придется лезть в эту ледяную купель, по спине поползли мурашки, тоскливо заныло сердце.

Минут через двадцать вернулся Крупенькин.

— Ребята на прожекторе ругаются. Если, говорят, не исправите через полчаса, будет большая неприятность. Могут приостановить полеты. — И, отвечая на немой вопрос товарища, добавил: — Обрыв тут, где-то на дне. Видно, купаться придется…

Ловичев стал стягивать бушлат. Потом сбросил на землю гимнастерку, брюки и в одном белье шагнул к воде.

— А ты будь здесь, надень бушлат и грейся пока. Может быть, полезешь после меня.

Это прозвучало как приказ, но Крупенькин не только не возразил, но сейчас же надел бушлат, сложил разбросанное обмундирование. Спокойно и естественно он принял начальственный тон Ловичева.

Похожий на белое привидение, Ловичев, высоко вскидывая ноги, брел по воде.

— Холодно? — крикнул Крупенькин, направляя луч фонарика. Ловичев не отвечал, он шел нагнувшись, выуживая из воды тоненькую жилку провода.

Он уже по пояс ушел в воду; далеко, почти на середине озерка, вырисовывалось смутное белое пятно.

Крупенькин бегал по берегу. Он почему-то страшно замерз. Казалось, не Ловичев, а он барахтается в ледяной воде. Он прыгал, становился на руки, боксировал. Рядом, ничего не понимая, с радостным визгом носилась Муха.

— Есть обрыв! — донесся приглушенный голос Ловичева. — Только второго конца нет. Давай, Иван, топай на другой берег и тяни жилу мне навстречу…

— Чего?! — недоумевая, протянул Крупенькин, хотя прекрасно понимал, о чем идет речь.

— Тяни мне навстречу. Здесь срастим… Неглубоко.

Крупенькин выругался, раздраженно пнул не в меру игривую Муху. Примчал на другой берег, с яростью сбросил бушлат. Холодная вода обожгла ноги. Крупенькин торопился, выбирая провод. До белой рубашки Ловичева было уже недалеко, как вдруг Крупенькин оступился в какую-то яму и с головой ушел под воду. Но провода не выпустил. Проплыв немного, снова почувствовал дно.

Когда встретились, Крупенькин запел, вернее, завыл, клацая зубами:

— «Мы с тобой два берега у одной реки…»

— А что, похоже, — рассудительно заметил Ловичев. — По всем правилам похоже.

На берегу, переодевшись, долго прыгали, пытаясь согреться. Крупенькин пытался разжечь костер, но ничего не получалось.

Вспыхнул луч прожектора, медленно с неба упал на озеро, пошарил и остановился на двух пляшущих фигурах. Потом луч снова ушел в небо и, словно огромная стрела, наклонился в сторону аэродрома. И тотчас же в его белый поток неслышно, как бабочка, вошел самолет, идущий на посадку.

Ловичев подключил аппарат к линии, прислушался. В темноте неожиданно и странно прозвучал его смех.

— Что там? — спросил Крупенькин.

— Командир разговаривает с прожектором. Такое говорит…

— Ругается?

— Да нет. Послал, говорит, к вам двух своих гвардейцев, двух закадычных друзей.

Крупенькин усмехнулся, хлопнул товарища по широкой спине:

— Все правильно, Андрей. Пошли домой греться.

Старший лейтенант В. Пищулин

СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

В третьем часу ночи посыльный осторожно постучал в дверь. Никто не отозвался. Он постучал сильнее, и где-то за стеной послышался скрип кровати.

— Лейтенанта Лигистанова можно? — спросил солдат в темноту.

— Олег, тебя, — сказал сонный женский голос.

— Да, слушаю. — Лейтенант Лигистанов показался в дверях.

— Вас вызывают на объект, звонил дежурный.

Лигистанов подошел к телефону, стоявшему в коридоре на тумбочке.

— Олег Петрович, ты не спишь? — спросил дежурный.

— Как видите, не сплю.

— Вот и хорошо.

— Я тоже так думаю.

— Олег Петрович, есть работенка срочная. Тут «больная» ракета обнаружилась. Что с ней — не в курсе.

— Сейчас нужно?

— Сам знаешь — боеготовность.