Человек-Судьба (СИ)

А потом растворился, слившись с туманом, который доходил мне уже до груди. И вот тут я вздрогнул, готовясь к худшему. Простые игроки вместе с Анастасией остались на своих местах, никто не сдвинулся и на дюйм. Зато лакей, старательно придерживавший дверь до этого момента, наконец-то отпустил створку. Та, скрипнув, закрылась. И паренёк, сперва показавшийся мне просто рабом на побегушках у короля и его свиты, вышел вперёд, медленно, с чувством аплодируя. Хлопки разгоняли наступившую жуткую тишину, и в то же время нагоняли ещё больший страх. Да, я испугался. Тела моих близких испарились, обратившись в тот же туман, но это не меняло положения дел. Кто-то сумел меня обмануть. Мастерски, без особого напряга. Если бы не пришедшая в последний момент мысль, я бы поддался, начав убивать… Воздух?

— Погляди, погляди статус, Ганс, — улыбнулся "лакей" с зачёсанными набок тёмными волосами. Одеждой он напоминал героя одной книги — джинсовые штаны с подтяжками, простецкие ботинки, слишком тёплые для этого времени года, рубашка с оранжевым смайликом, улыбавшимся во весь чёрный рот. — Ты всегда так делаешь, чтобы оценить соперника. Давай, я подожду.

Рон, Дитя Старых Богов, 200169 уровень.

— Доволен? — выгнул парнишка бровь.

— Нет, — ответил я, и тут же понял, как сухо стало в горле.

— А я — да, — хохотнул вампир, в очередной раз хлопнув в ладоши. — Всего на пару минут, но я заставил тебя поверить в Антуана, в весь этот бред, что он нёс… Тебя! Тебя, Ганса! Эх, папка бы мной гордился…

— Ты взял его имя наоборот, — прохрипел я, сдерживая кашель. — Нор — правитель вампиров, бог, который уже мёртв.

— Убит, — деликатно поправил меня Рон, не прекращая улыбаться. — Убит неким неизвестным героем, перевернувшим мир богов и игроков с ног на голову… Когда старшие боги, они же теперь старые, были убиты им, младшие боги, они же теперь главные или основные, вздохнули с облегчением. Забавно, что игроки, за редким исключением, этого даже не поняли. Мало кто присягал богам на верность в те далёкие времена… Помнишь, Ганс? Каких-то десять лет прошло…

— Да.

— Ты помнишь, как убил моего отца? — с ярчайшей из возможных улыбок спросил он меня. — Помнишь, как он корчился, как извивался, будто грешник на сковороде в одной из ваших, людских, религий? Помнишь, как он умолял о пощаде? Как обещал не трогать мир игроков?

— Помню, — кивнул я, до скрежета сжимая зубы. — Я помню вас. Его семью. Женщина, игрок. Жена. Сын, пять-шесть лет от роду. Полубог.

— Помнишь… — кивнул Рон, прикрывая глаза. — Эх, Ганс-Ганс. Как от прошлого не бегай, оно всё равно нагонит.

— Твой отец поддерживал тиранию, — сплюнул я. — Как и прочие старые боги, он манипулировал игроками, манипулировал Системой для собственного блага. Я видел клетки с рабами, Рон. Видел изуродованные души, которым уже никогда не было суждено восстановиться. Сколько игроков пропало с Фронтира и с других врат, прежде чем я остановил Нора? До-хре-на.

— Я знаю, — хохотнул паренёк. — Знаю я, Ганс. Ты мог отпустить его, когда он просил. Мог пощадить… Дать уйти. Мы бы никогда не тронули мир игроков. Мы бы просто ушли. Отец клялся словом богов, а оно нерушимо. Ты знал об этом. Ты знал. Но ты всё равно убил его, расчленив сперва тело, а затем душу. На глазах у ребёнка и жены.

— Выродку подобная смерть к лицу, — прищурился я. — У всех у нас в то время руки были в крови, парень. Я не святой, конечно, отмазываться не буду. Но твоей отец заслужил свою смерть.

— Это не отменяет моей ненависти к тебе, Ганс, — склонил он голову набок, прикрывая глаза. — Правые, виноватые, невинные… Всё это вопрос отдельный. Да и мне, если честно, плевать.

— Хочешь сразиться? Да пожалуйста. Пойдём, выйдем. Это только между тобой и мной.

— Нет, было бы глупо так умирать… — легонько вздохнул Рон. — Я знаю, что ты привязан к той девочке. Фиона, кажется?

— Это между тобой и мной, — процедил я. — Не вмешивай сюда других.

— Я что, похож на ублюдка, каким был мой отец? Успокойся, я не собираюсь её трогать. Но и не отомстить я не могу. Понимаешь, люди принципиальны в некоторых вопросах. Иногда… Вот знаешь, иногда! Им так плевать, какие последствия будут у их действий. Им так плевать, пострадают ли невинные, обрушатся ли экономики, будут ли плакать жёны и матери где-то там, далеко… Они просто делают то, чего желают их сердца. Это ужасает и потрясает одновременно. Потому что в тот момент, когда они творят то, чего желают… Они не делают добро и не делают зло. Они просто совершают… Что-то. Суждение о том, плохо это или хорошо — не их забота. Они делают что-то во имя своих желаний, Ганс. Вопреки правилам, вопреки исключениям, вопреки словам и мнению других. Это то, что делает людей особенными.

— И ты — тоже? Поступишь, как того желает твоё сердце?

— Э-э, Ганс, вот тут ты ошибся, — хмыкнул Рон, разворачиваясь. — Понимаешь ли, хе… Сердца-то у меня с того самого дня нет.

— Я…