Человек в круге

— Может, и так. Потому и снесла я все легче, что ли, если уж говорить откровенно. Я слышала от Лены, чем вы занимаетесь. Слышала, как за сержантов писали… Только сразу охлажу вас от головокружения. Если вы думаете, что одни вы воевали за справедливость, то о том забудьте. Я сотни людей вам в пример приведу… Уж говорить, так говорить! Вся рать пограничная поднялась на их защиту… Шугов — Шуговым. А честь других… Нет, честь не замай! Такой есть русское слово. Хорошее слово.

Я сказал, что никогда себе не приписывал лавры освободителя. Да это мне и ни к чему. Мне своего хватает.

— Сотни людей тогда не смирились. Жив был этот изверг Берия. Не юлили, на эшафот шли ради справедливости. Наделал, конечно, Шугов дел!

Я вспомнил, как она сидела на чемоданах, когда я приезжал на границу после побега Шугова. Я пытался увидеть ее лицо из того времени. Нет, на нем не было слез. Она тогда еще не знала, что муж в чем-то виноват? Хотя бы в том, что Шугов пришел именно на его участок. Павликов доверился полковнику.

— Мы дружили, — будто улавливая, о чем я думаю, заговорила она снова. — И я догадывалась, что на Павла Афанасьевича поставлены капканы. Теперь говорят: он в училище что-то такое сделал! А я думаю о другом. Сделал он не то, когда женился на Леночке. Такие красивые должны быть в гражданке, а не в форме.

— А почему вы догадывались, что на него были расставлены капканы? Неужели в то время вам было что-то известно?

— А Лена? Или она не рассказывала? Она рассказывала мне обо всех, кто за ней бегал. Мне поначалу-то завидно было. Думаю, зовут тут тетенькой, комендантшей… Я-то на заставе правила порой, как у Пушкина в «Капитанской дочке». Мне что? Сапоги кирзовые на ноги и бегаю, порядок навожу. А Леночка… Когда она рассказала мне о генерале, я подумала, как он ведет себя, так это будет ее ошибкой, если она вовремя не оттолкнется! Так и вышло.

— Вы говорите о генерале, к которому она теперь ездит?

— Да. Вы скажете: я ошиблась, видите, он не забыл Леночку! Но это же чудовищно. По судьбам прошагал и захватил женщину.

Я стал оправдывать генерала. Если бы Леночка не захотела, она бы не пошла.

— Я с пятерыми была и, как сучка, готова была распластаться тогда… Чтобы вместе, за другими не поплентаться!

Она вставила украинское слово.

Я увидел ее в том времени опять.

А что? Не нашлось бы и на нее?

— Ужасно, я вижу когда его… Я все вспоминаю. Как Шугов к нам прибежал. Как была или не была! Может, он тогда Лену-то спас! Он знал, Шугов, она выкрутится без него тут. Так ведь и вышло. А с ним… Загремели бы.

— Я об этом уже слышал… Но вы теперь сказали: когда видите его… Он сюда приезжает?

— Очень редко. И то, когда меня не бывает. Он кое-что помнит… Не в свою пользу… А приезжает… Видимо, ему кто-то звонит.

— Ну а как вы не бываете? Что у вас есть еще какая-то работа?

— Я учительницей работаю в начальных классах. Сашенька мой брал меня учительницей. Я тогда только окончила педтехникум. Уже тогда пограничники или медсестер брали, или учительниц.

— Вы здесь, в деревне, и учительствуете? И успеваете все по хозяйству?

— Можно было бы в деревню уехать, там и дом дают. Но я боюсь. Не вытяну их, детишек. С помощью Мещерских это выйдет. У них внуков-то нет. Они вроде моих и любят. Питанием помогают… Чего рваться куда-то? Единственно, генерал догадывается, что я знаю то, чего не знает никто… Да и передо мной, как сказала, должник!

— Генерал только догадывается, что вы знаете что-то, что другие не знают? Или твердо убежден в этом?

— Придет, может, время — раскроется! Но я думаю… Что и на таких когда-нибудь найдутся мечи. — Губы ее сжались. — А то все под охраной, все под охраной! Надоело до чертиков! — Она встала. — Езжайте отсюда, не гневите Бога. Уж давно поди доложили, что вы тут и меня обрабатываете.

Я догадался, кто позвонил. Неразборчивый Шаруйко. Он сказал, что там, на даче, дежурит его кореш. Именно кореш и позвонил, что я был у Павликовой. И когда на второй день я связался с генералом Ковалевым по телефону, он мне выговорил:

— Чего-то мне не нравится твое поведение.

— Товарищ генерал, неужели мне нельзя посетить человека, которого я когда-то провожал с границы? Неужели вы не сочувствуете мне? Я же пишу… Мне об этом памятно.

Ковалев буркнул, что и беда таких, как я, которые пишут… Суют везде свой нос. А как напишут, — потом отмывайся!

Я стал его уверять, что напрасно он так говорит, если мы уж договорились, то нельзя подозревать. Иначе я за книгу и не возьмусь.

— Вот как сразу! — захрипел он. — Я дельце твое на досуге пробежал. Знаешь, как в армии тебе говорили? Не умеешь — научим. Ты умеешь. А не хочешь — заставим. Заставить можем. Ты в этом не сомневайся.

Я взорвался:

— Меня один такой уже пугал. Майор из СМЕРШа…

— Железновский, что ли? — хохотнул генерал Ковалев. — Тогда майором был, а уже пугал? А полковником — пугал? Так и майор, и полковник стыдобушка! Ему надо было скрутить твои рога… Одним словом, вот что! Не смей ходить за Еленой Зиновьевной!

— У меня есть за кем ходить.