Человек в зеркале истории. Отравители. Безумцы. Короли

Походит битва на рассветный час,

Где слабый мрак с растущим светом спорит,

Когда пастух, себе на пальцы дуя,

Не скажет, день ли это или ночь.

То бой уносится вперед, как море,

Гонимое приливом против ветра;

То вспять несется он, как то же море,

Когда его отбросит ярость ветра.

То пересилит натиск волн, то ветер;

Здесь верх берет один, а там – другой;

Ведут, грудь с грудью, за победу бой.

Но ни один не победил, не сломлен, —

Так равны силы в этой злой войне.

Присяду здесь, на бугорке кротовом.

Пусть Бог, кому захочет, даст победу.

Клиффорд и королева Маргарита

Меня прогнали с поля, поклялись,

Что без меня удачливей они.

Ах, если бы Господь послал мне смерть!

Что в этом мире, кроме бед и горя?

О боже! Мнится мне счастливый жребий —

Быть бедным деревенским пастухом,

Сидеть, как я сейчас, на бугорке…

(Перевод Е. Бируковой)

Первый плен был относительно почетным. С королем обращались уважительно, признавая, хотя бы на словах, его власть.

Но война продолжалась – и Генрих VI, вырвавшись из плена, затеял великое примирение. Он организовал долгие переговоры враждующих сторон в соборе Святого Павла в Лондоне. Была устроена торжественная церемония. Главный оппозиционер Ричард Йоркский вел за руку королеву Маргариту. За ними, тоже парами, шли другие непримиримые враги. Определенных успехов удалось достигнуть. Примирение продлилось почти три года, с октября 1456-го по сентябрь 1459-го.

Современный исследователь В.В. Штокмар пишет по этому поводу: «Только слабоумный король мог верить в произнесенные перед алтарем клятвы дружбы». Все было именно так. Ненависть висела в воздухе, а Генрих VI плохо понимал, что происходит. Всем же реально думающим людям было ясно, что события будут иметь страшное продолжение.

К октябрю 1459 года «великое примирение» изжило себя. Обе стороны были готовы воевать и опять собрали войска. В этот момент Генрих VI сделал последний разумный, хотя и отчаянный шаг: он объявил амнистию всем оппозиционерам, кроме вождей. И враждебная Ланкастерам армия начала таять. Многие предпочли укрыться у себя в имениях.

Но в 1460 году королева Маргарита, подавляя отдельные очаги сопротивления, вопреки указу об амнистии, начала политику массовых репрессий против йоркистов. По стране прокатились страшные массовые казни. Многие оппозиционеры бежали в Ирландию, а значит, к Ричарду Йорку, который там находился.

К йоркистам присоединился и будущий Делатель Королей граф Уорик, которому предстояло в ходе Войны Роз организовать и провести две коронации. Поддержка со стороны Уорика была исключительно важна, потому что он был комендантом Кале – неприступной морской крепости, последнего английского владения во Франции.

Гражданская война возобновилась и сделалась еще более ожесточенной. Когда сторонники Ланкастеров захватывали город, всем лидерам йоркистов отрубали головы и выставляли их на всеобщее обозрение. А если потом в город вступали оппозиционеры, их предводители снимали с пик головы своих близких, целовали их и предавали земле, а на их место водружали головы казненных врагов. Когда же сыну Генриха VI и Маргариты Эдуарду исполнилось семь лет, мать стала заставлять его зачитывать смертные приговоры оппозиционерам-йоркистам. Даже видавшие виды современники вздрогнули от этого решения. Вряд ли в истории человечества есть что-либо ужаснее гражданской войны.

В июне 1460 года произошла очередная битва взаимоистребительной войны – сражение при Нортгемптоне. По словам свидетелей, сердце разрывалось при виде того, как англичане уничтожали англичан. Поле было усеяно сотнями трупов. Ланкастеры вновь потерпели поражение, а Генрих VI опять оказался в плену. С ним, безумным, перестали почтительно обращаться. В результате переговоров победивших йоркистов с разбитыми ланкастерцами 25 октября 1460 года было принято решение о том, что он останется королем до конца жизни, а его наследником, принцем Уэльским, станет Ричард Йорк. О принце Эдуарде будто забыли. Генрих согласился на все, «дабы прекратить пролитие христианской крови», как писали современники. Это вполне христианское и гуманное заявление принято считать проявлением безумия. Да были и реальные признаки душевной болезни короля: когда оглашалось решение о наследнике короны, король смеялся и разговаривал сам с собой.