Человек за спиной

Всеволод Романович, в парадном голубом мундире и при орденах вырванный из частной жизни, соскочил с пролетки, которая подъехала к месту боя, и что было сил бросился вперед.

— За мно-ой! — как на поле брани, раскатисто воззвал он.

Взрыв застал Кречета и Грека во дворе. Шашки дымили вовсю, сбивая с толку не только атакующих. Старший из братьев проявил предусмотрительность и насчет экстренного отступления — правда, не столь поспешного. За огородом в заборе, не выше пояса, он заранее подготовил лаз, ведущий на параллельную улицу, откуда можно было попасть на незастроенную пустошь. От серьезной погони уйти тяжело, но чем чёрт не шутит…

Дернувшись сперва не туда, но всё-таки добежав до искомого места, Грек пинком выбил подпиленные доски и согнулся в три погибели, чтобы протиснуться в дыру. Кречет прикрывал его огнем.

— Целься по ногам! Пли! — подал команду Левкович, увлекая за собой жандармов.

Нестройный залп оказался смертельным для младшего Соколовского. Пуля агента Зайцева, который дисциплинированно опустил ствол пониже, попала ему в голову около уха и по диагонали вошла в мозг. Обмякшее тело застряло в заборе, перекрыв лаз.

Старший Соколовский утробно зарычал и вскинул руку с револьвером, ловя на мушку голубой мундир. Ампула с ядом была близко — в воротнике рубахи, и остаться без патронов он не боялся.

Мощный удар в живот сбил его с ног.

Глава двенадцатая

Как на ладони

Домишко на Покровской горел после взрыва. Черный дым относило ветром на запад. Справиться с пламенем без пожарной команды было невозможно, и остатки лаборатории Николая Соколовского постепенно обращались в пепел вместе с непритязательной обстановкой комнат и крошечной кухни. Григорий Денисович и Всеволод Романович стояли на краю истоптанного огорода — вернее, того, что от него осталось.

— Мог и убить меня, если бы не вы, — сказал Левкович.

— Мог и промахнуться, — эхом отозвался Платонов.

— Не скромничайте.

— Знаете, очень давно не стрелял в человека.

Подполковник восхищенно крутнул головой.

— Потрясающая меткость!

— Какое там… — Григорий Денисович с досадой поморщился. — Я ему в руку старался попасть.

— Теперь я ваш должник, — Всеволод Романович церемонно поклонился коллежскому советнику.

В горящих развалинах что-то затрещало, вверх полетели зеленые искры. Сплошная цепь жандармов и городовых не пускала к дому зевак. Мезенцов с его расширенными полномочиями, которые были дарованы ему после попытки цареубийства, подтянул резервы как для небольшого сражения.

Николай Соколовский лежал на каком-то тряпье около трупа младшего брата. Более-менее сведущий в медицине сотрудник Третьего отделения перевязал его рану, остановив кровотечение, но извлечь пулю, конечно, был бессилен. Врача или хотя бы фельдшера во всём этом войске не нашлось. Особо опасный государственный преступник больше не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Его уже обыскали, обнаружив пару поддельных паспортов и тысячу семьсот пятьдесят рублей денег ассигнациями и золотом. Прощупали одежду, нашли и вырезали из воротника рубахи неиспользованную ампулу. Рядом стоял на часах вооруженный жандарм.

— Я попробую поговорить с ним? — тихо спросил Платонов у Левковича.

Подполковник кивнул и показал часовому: отодвинься, мол. Григорий Денисович присел на корточки.

— Николай Васильевич, вы меня слышите?

Он молчал так долго, что Платонов почти утратил надежду. Левкович тоже деликатно удалился, оставив их наедине.

— Николай Васильевич? — повторил коллежский советник.

— А-а, глаза и уши, — послышался слабый голос.

— Виноват, не понял вас.

— Глаза и уши министра двора… Помню, помню, — лежащий человек не шевелился, жили только его глаза. — Владыкин пугал меня вами, а я не поверил. Зря.

— Напрасно вы всё это устроили, — тихо произнес Григорий Денисович. — Нашли, кому подражать. Нечаев никакой не герой. Он обыкновенный убийца, душегуб.

Соколовский мучительно, через силу, вздохнул. Оба его глаза, казалось, сверкнули в белых сумерках.

— Что вы понимаете в таких людях? Он — настоящий вождь. Все ваши Адлерберги его мизинца не стоят.

Сравнение с Адлербергами его собеседник ничуть не принял на собственный счет. Наоборот, покивал, как бы соглашаясь, и спросил:

— Вы сегодня собирались освободить его из Петропавловки, верно?

Ответом стало гробовое молчание.

— Собирались, не отрицайте, — плавно развил свою мысль Платонов. — Только дополнительная охрана помешала, которую вчера в равелине разместили. Нечаевских приверженцев там не настолько много, чтобы с ней тягаться.

Раненый заскрипел зубами.

— Ваши планы я вижу, как на ладони. Хотите, изложу подробно?

Снова тишина в ответ.