Читаем Человек, земля, хлеб полностью

Это трудно. Но разве было легко? Разве не поверишь таким, как Петр Гузенко! Он сам воронежский. На его тракторе алый вымпел. Петр завоевал его в первые дни. Не отдавал. Разве только Василий Ваняшев из того же совхоза имени Кирова мог тягаться с Петром. Гузенко в армию ушел, когда уже пережил героическую эпопею целины. В армии был отличником, письма на целину приходили из части. Петр отслужил, вернулся в совхоз, получил новый трактор. И опять у него переходящие флажки, вымпелы комитета комсомола.

Сейчас на целине меньше бытовых трудностей, но зато есть и не пропала трудная романтика совершенствования мастерства, стремления к высшему классу механизатора.

Велением времени стало это стремление целинников владеть любыми машинами, уметь пахать и сеять, косить и молотить. И недаром Афанасия Ворончука в совхозе «Кваркенский» называют человеком целинного диапазона. Он тракторист, косит на широкозахватной жатке, комбайнер, слесарь.

Семья Николая Пунтус из «Таналыкского». Глава семьи — теперь заведующий совхозными мастерскими. Дочь Люда выучилась и стала старшим бухгалтером. Сын Александр шофер, токарь. Остальные учатся.

А вот Валентин Смирнов. Он говорит:

— Целина теперь не та…

Еще бы! Валентин теперь известный кукурузовод в совхозе имени Розы Люксембург, на животноводство работает. А еще готовится кандидатом в члены Коммунистической партии.

Орденоносец из совхоза «Зауральный» Павел Степанов. Заслужил он орден Ленина на целине. Теперь и шофер, и мастер по ремонту аппаратуры. Стал коммунистом.

Целина за десять лет научила нас многому. Повзрослели мы в трудностях битвы за хлеб, возмужали. Определились наши судьбы. Они завидные — продолжать подвиг на целине. И мы продолжаем этот трудовой подвиг. Вот этапы большого пути романтиков целины.

Год первый. Николай Дмитриев приехал в палатку. Житейский багаж невелик. Профессии нет никакой. Документы — комсомольская путевка.

— Будешь прицепщиком, — сказали ему.

— Буду.

Николай пахал целину, которая принадлежала совхозу «Кульминский». На плуге надоедало сидеть, просил тракториста дать рычаги. Убирал хлеб Николай уже штурвальным. А зимой зачислили в строительную бригаду, собирал и строил домики, сам жил в вагончике.

Год второй. Совхоз начинал строиться капитально, и Николай Дмитриев стал плотником, столяром на весь год. Парень строил дома в степи.

Год третий. Изнашивались машины, ломались, а ремонтировать их негде. Нужна своя мастерская, свои ремонтники.

— Будешь кузнецом, — сказали Николаю.

— Буду, — ответил он.

Год четвертый. Сбежали слабохарактерные, не хватало механизаторов.

— Доверяем тебе трактор, — сказали Дмитриеву.

— Спасибо, — сказал Николай.

Изучал трактор в борозде, пахал, сеял, таскал комбайн. Родине шел целинный хлеб, и Николай работал увлеченно. И еще Родине нужны были солдаты. Такие же сильные, преданные, как целинники. В совхозе были проводы. Пели тогда:

«Под густой, под заветной сосною»…

Сосны не было. Тополя и акации только посадили.

Пятый, шестой, седьмой годы. Ребята в бригаде пахали норму за Николая Дмитриева. Он был у них групоргом и все ценили и уважали его. И все знали, что он с ними, а потому и пахали за него. Солдат был в строю.

Год восьмой. Николай Дмитриев вернулся в «Кульминский» шофером. Была осень, и надо было возить хлеб на элеватор. Николай мчался на своем грузовике днем и ночью. Спал очень мало — три-четыре часа в сутки. Не один он, все шоферы.

Год девятый. Николай теперь уже мастер на все руки: плотник, кузнец, тракторист, шофер, комсомольский вожак. На тракторах его отряда — красные флажки. Соревнование выигрывают они, и уже не первый раз. Сумел Николай объединить и сдружить их. Комсомольская организация стала лучшей в совхозе. Комитет комсомола управления предложил выбрать Дмитриева вожаком совхозной комсомолии. Все проголосовали «за».

Год десятый. Еще осенью подготовили зябь под урожай юбилейного года. По всем правилам передовой агротехники. И вот прошла осень — и ни единого стоящего дождя. Земля ушла в зиму с мертвым запасом влаги. Зима. Снега нет, только морозы. А потом страшные оренбургские бураны. Слизали ветры и тот снег, который был — голая земля стала.

— Трудный будет год, — говорили целинники.

Весна. Быстро оттаяла земля, но хлеборобы не прозевали сроков. Буквально в несколько дней засеяли, семена успели схватить влагу. Но и только. Подул безжалостный оренбургский суховей.

Не росла пшеница, сгорала. Низкая, редковатая, хоть и с упругим колосом.

— Убирать будем широкозахватно и на больших скоростях, — сказал Николай Дмитриев на комсомольском собрании.

— Будем, — согласились все.

И началось. Парни переоборудовали жатки для высоких скоростей, спаривали их, настраивали шести- и десятиметровые жатки.

ШКОЛА СОВХОЗА ИМ. ГОРЬКОГО.


— Даешь семь кваркенских миллионов!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы