Челтенхэм

– Буш, ты с нами, возьми все оборудование, и смотри, только не лезь вперед – знаю я тебя, храбреца… Как знать, господа, возможно, мой старый друг Донни захочет выйти со мной один на один…

Увы, никакого поединка не получилось – военная фортуна распорядилась так, что корнуолльская гвардия намного опередила конвой принца-регента, и когда в первых лучах рассвета, посреди двора Глостер соскочил с Берберийца, все население Тиксолльского замка уже стояло на коленях в снегу – два с лишним десятка слуг, леди Тиксолл с тремя детьми, и впереди – верзила Донован Тиксолл со связанными ручищами и склеившейся от крови бородой. От крыльца подбежали двое солдат с креслом.

– Не так я представлял себе нашу встречу, Донни, – сказал Ричард, усаживаясь поудобнее. – Не скрою, твой патриотический братец спутал мои планы. Но все равно, я очень рад. Сколько же мы не виделись? Что, так и будешь молчать?

– Тошно смотреть на твое кривляние, – со злостью выдыхая пар, сказал Тиксолл. – Сейчас расскажешь, какой я предатель и изменник. Ври другим, я-то тебя знаю. Ты просто чокнутый злобный хорек. Плевать тебе на мою измену, не в измене дело, ты просто до сих пор не можешь забыть того случая в Беркли, в туалете. Сколько лет прошло, все успокоиться не можешь. Обидели его… А ведь это не я все устроил, это Кирби. Правильно он тебя ненавидел… Слышал, ты до него уже добрался.

– Да, – подтвердил Ричард. – Кирби во всем раскаялся. На колу. Вспоминал, как ваша компания издевалась над Мэтчемом. А тот еще старался вам улыбнуться, шутил и делал вид, будто ничего не происходит.

– Ладно, я, Кирби, измена… Ты сам не больно-то церемонился, когда привел шотландцев… А моя жена? А мои дети? Они-то в чем виноваты? Или ты воюешь с женщинами и детьми?

– Что ж, Донни, признаюсь – я не испытываю симпатии к женщинам и детям. Дети измывались надо мной, когда я был ребенком, а когда подрос, этим занялись женщины… пока я не научился брать их за горло. Тут все стали так добры и ласковы со мной, просто заглядение… А твоя жена… Если она прожила столько лет с таким уродом и мерзавцем, как ты, и не покончила с собой, значит, она такая же, и ей не место среди людей. Вдобавок она еще и соучастница – это к вопросу о предательстве. А из твоих детей вырастут такие же бешеные собаки, как ты, – прикажешь мне еще и с ними воевать? На старости лет… Нет, у них другое предназначение. Мы опробуем на них мое изобретение, я назвал его «кистень назгула» – не буду объяснять тебе, что это значит. Вообще-то говоря, это разновидность анкерного болта, я придумал его для бетонных работ, но недавно мне пришла мысль, а почему бы не использовать его по прямому назначению? Вдруг что-то получится? Не хочешь посмотреть? Шон, ты готов? Начинай.

– Милли! – взвыл Донован, закрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. – Прощай, Милли, прости меня, прощай, мы скоро встретимся! Ребята, прощайте, простите своего отца!

– Прекрати орать, уже все, – сказал Ричард. – Шон, подойди. Нет, Шон, так не пойдет. Не получается. Если эти лепестки так застревают просто в черепах, представь, что будет, когда они застрянут в доспехах? Прости, старина, но боюсь, от этой идеи придется отказаться. Эффектно, но бестолково. Извини, Донни, я отвлекся. Так вот, я не помню того эпизода, о котором ты говоришь, хотя да, вы травили меня как могли. В изобретательности вам не откажешь.

– Мы были детьми…

– Да, мне пришлось-таки подождать. К счастью, я это умею. Но я помню другое, Донни, о чем ты позабыл. В холодное и голодное время я кормил синичек, и они прилетали ко мне, а ты их ловил на птичий клей, терновой иголкой старательно ослеплял, а потом отпускал и веселился, глядя, как они мечутся, обезумев от боли и тьмы. Не помнишь этого? Ты что-то замолчал. Ты зверски убил моих маленьких друзей, и я тогда не смог их защитить. Они смотрят на меня с того света и страдают. Но сегодня у меня есть возможность хотя бы в малой степени восстановить справедливость. Я не убью тебя, Донни, даже не надейся. Буш, покажи-ка ему.

Перед Тиксоллом поставили странного вида маленькие качели с подвешенной на них сложного устройства корзинкой.

– Это твое новое жилище, Донни. В нем ты будешь путешествовать со мной. Я ампутирую тебе руки и ноги, выколю глаза и подвешу в этой штуке. Специальный человек будет кормить тебя из ложечки. Ты станешь прислушиваться, несут тебе еду или нет. Обещаю время от времени беседовать с тобой. Потом я отвезу тебя в Хэмингтон, там верну тебе зрение, и до конца дней ты будешь висеть, уставившись в кафельную стену. Мне интересно, как скоро ты сойдешь с ума. Ого, как ты на меня смотришь.

С этого момента Ричард перестал сдерживать убойную мощь своего голоса.