Челтенхэм

Пока Дин ломал голову над всеми этими проблемами, Мэриэтт сдержала обещание и договорилась о встрече с ее коллегами нейрокибернетиками, занимающимися экзоэкологическим моделированием. На далеком севере Европы, среди скал и гейзеров, за толстыми стенами никак официально не названной лаборатории (тут Диноэлу помогли все еще действующие допуски СиАй, позволяющие не оглядываться и не терять время на согласование всевозможных градаций государственной и надгосударственной тайны) эти люди пытались создать механизмы, обеспечивающие разуму независимость от метаморфоз среды обитания.

Сама Мэриэтт, прикованная к работе и клинике, лететь, естественно, не могла, Дин отправился в одиночку и, еще садясь в самолет, был полон мрачных предчувствий. Он прекрасно отдавал себе отчет, что о научной стороне дела и двух слов сказать не сможет, и утешал себя лишь тем, что может заинтересовать ученых как единственный на сегодняшний день человек, испытавший действие трансморфологических техник на собственной шкуре. Увы, его опасения оправдались в полной мере. Десяти минут беседы ему хватило, чтобы понять – он напрасно тратит свое и чужое время. Речь шла о таких тонкостях нейрокибернетики, космической медицины и небывалой генной инженерии, что даже человеку с докторской степенью впору было призадуматься – а не лучше ли извиниться и деликатно откланяться. Дину же единственно оставалось делать умное лицо. К счастью, безграничная мощь интуиции позволила не ударить в грязь лицом, в нужных местах он безошибочно кивал, поднимал брови и говорил «да» и «нет», но уже выйдя и сев в машину, он поймал себя на том, что которую минуту одурело смотрит на собственные руки, лежащие на руле, а в голове крутятся диаспорические гомеостаты альфа-ДНК. Единственный разумный вопрос, который он сумел задать и до некоторой степени спасти лицо, был о том, как отличить лабораторию, в которой подобные эксперименты проводятся, от любой другой, тоже имеющей отношение к нейрокибернетике – при условии, если находишь такую лабораторию, мягко выражаясь, в не очень сохранном состоянии. Тут на него взглянули даже с некоторым уважением, после чего заспорили о деталях, вновь выходящими за пределы понимания. Его опыт как очевидца и участника не вызвал у самоуверенных юнцов ни малейшего интереса – биотрансформеры послевоенных моделей эта молодежь считала похороненной в прошлом ветошью, современность вышла уже на совершенно другой уровень, и с таким же успехом он мог бы пересказывать свои впечатления от вождения «Форда» модели «Т».

Поездка основательно выбила Дина из колеи, но сдаваться и вовсе отказываться от своих исследований по Драконьей тематике он не собирался. Он был походный человек и, например, прекрасно помнил, как на ледяном Парфеноне-I им пришлось одиннадцать раз после старта возвращаться на базу. Лиха беда начало, не вся наука в мире исчерпывается экзобиологией, есть еще классическая история и археология. Цивилизация Драконов оставила после себя много, к чему можно приложить мозги такого человека, как он. Зайдем с другого бока, сказал он себе, нечего изобретать велосипед, посмотрим, что уже существует по этому вопросу. Теперь он сам по себе исследователь, знаток, эрудит, археолог, историк, эксперт. Он сам находит данные и сам создает концепции. Для начала надо знать, что уже написано на эту тему. Отныне его путь проходит через специализированные научные библиотеки – то, чем он по юношеской дури всегда пренебрегал.

И библиотеки немедленно потребовали платы по старым долгам. Надо было заполнять анкету. Образование, год и номер диплома, специальность, научная степень. Ах, черт бы вас драл. Да, двадцать раз говорил Скиф – оформи себе какое-нибудь научное звание, накатай писульку, не поленись, бумага, как известно, пока не сгорит – страшная сила. Нет, все было некогда, голова не тем занята, да и зачем? Вот тебе зачем, уродина легкомысленная. Разумеется, можно позвонить Айвену, и тот сделает ему любой диплом, но он же не собирается никого обманывать? И вообще, у него теперь другая жизнь.