– И да и нет. Думаю, ты еще не родилась, когда я с ним познакомилась. Мне случается пересекаться с ним, когда он бывает в Молеоне.
Я слушаю ее, продолжая отмывать блюдо от томатного соуса.
– Он вырос в здешних местах, – продолжает Роза. – Ходят слухи, что он живет на побережье и ведет какие-то темные делишки…
Мыльный пузырь вырывается из бутылки с жидкостью для мытья посуды и опускается ей на волосы.
– А Пейо? – спрашиваю я.
На кухне появляется Свинг и взбирается по платью хозяйки ей на плечо. Мое внимание привлекает обшитый бахромой подол и вышивка золотом. Роза – звезда безумных двадцатых.
– Пейо я помню еще мальчишкой. Он жил в соседней деревне. Легко сказать, а прошло уже столько лет… Его бабушка была работницей нашей мастерской. Ребенком он прятался в складках ее юбки, пока она шила.
Нана ставит в раковину десертные тарелки. Фарфор с яркими цветочками.
– Ох, что это был за постреленок! – восклицает Роза, внезапно охваченная ностальгией. – У меня такое ощущение, будто это было вчера. Лопоухий, с большими светлыми глазами. Робкий. Беспокойный. Ничего общего с великаном, в которого он превратился. Когда мы выполняли тот большой заказ для мсье Диора, Пейо все время был в мастерской. Пробуя его блюда, я всегда улавливаю ту увлеченность ручным трудом, которая досталась ему от бабушки. Тонкое сочетание форм и красок. Сочность вкуса и текстура. Они обожали друг друга.
Из гостиной доносится взрыв смеха. Роза замолкает, застыв с полотенцем в руке и глядя в точку за окном.
– Старушка Поль твердила всем, кто был готов ее слушать, что Пейо – хороший, трудолюбивый мальчик и что его ждет большое будущее. Его матери уже недолго оставалось, с ее-то больными почками. Бедняжка! Поэтому мальчиком занималась Поль. К нам он всегда приходил с книжкой и читал вслух работницам. Легенды про драконов и рыцарей, притчи, истории о приключениях. Он и сейчас как наяву у меня перед глазами – сидит со своими разбитыми коленками на стуле, склонившись над книгой, а ножки еще не достают до пола. Ему всего семь лет, и его едва видно за высоченными рулонами ткани, кипами шнуров и лент. А позже, уже подростком, он открыл для себя Ромена Гари. «Вместе с материнской любовью жизнь дает вам на заре юности обещание, которое никогда не сдерживает».
Я подумала о Роми. «Я всегда буду рядом», – пообещала она мне. Я злюсь на нее за эту ложь.
Роза продолжает свой рассказ. Вместе с ней я погружаюсь в прошлое эспадрилий, перьев, рукоделия.
– Вся мастерская замирала, затаив дыхание, когда Пейо читал. Симона то и дело сморкалась, Анжела вытирала глаза, утверждая, что у нее аллергия на пыльцу. А что до старой Поль, та вообще не умела читать. И благодаря внуку открывала для себя литературу.
Роза вздыхает, охваченная воспоминаниями.
– Когда парень отправился в Париж, она плакала, – грустно продолжает она. – Не от печали, а от гордости. К несчастью, ее уже не было, когда Пейо вернулся, увенчанный лаврами, но с разбитым вдребезги сердцем.
Молчание. Она качает головой.
– «У людей печаль всегда из глаз смотрит», – писал Ромен Гари. У Пейо щедрое сердце. Большое, искреннее. Но в его глазах что-то потухло.
Я закрываю кран и в задумчивости опираюсь на раковину. На какую трагедию намекает Роза? Мне трудно представить себе, что человек, о котором она рассказывает с такой нежностью, и есть то несимпатичное чудище, с которым мне пришлось иметь дело. Я не осмеливаюсь задать ей вопрос.
– Чертова судьба! – бросает она, снова вздыхая. – Как ни вцепляйся в руль, иногда тебя заносит. Жизнь не перепишешь, некоторые теряются в дороге и проклинают судьбу. Пейо как раз из таких. И никто не вправе ставить ему это в вину.
В гостиной на удивление тихо. Я протягиваю руку к Свингу. Он внимательно на меня смотрит, придвигает свою крошечную мордочку поближе. Я вздрагиваю, когда он кладет свою когтистую лапку на мою ладонь. Потом, недолго поразмыслив, перебирается на мое плечо.
– Я уверена, что вы с Пейо найдете общий язык, – заключает Роза. – В конце концов, у вас одна и та же страсть…
Я протягиваю Свингу кусочек банана, и тот с удовольствием хватает лакомство.
– Коронное блюдо Пейо – улитки. Его жена их обожала. Он готовит их в ожидании ее возвращения.
Я застываю.
– Некоторые горести мешают жить. С ними свыкаются в молчании. Заговорив о них, можно нечаянно пробудить их к жизни. Я молюсь, чтобы призраки Пейо оставили его в покое. Но боюсь, что однажды они его поглотят.
15