Чемпионы Темных Богов (ЛП)

Перед ним громадный боевой топор, Дитя Крови. Ему отведено почетное место. Мастера Легиона восстановили его, стараясь изо всех сил, дабы заменить недостающие и затупившиеся зубы слюдяного дракона. Это такой же эталон для Легиона, как и сам Кхарн. Многие алчут заполучить его, однако никто еще не осмеливается присвоить оружие, пока Кхарн дышит, несмотря на его состояние.

Его тело огромно и обладает мощной мускулатурой, однако худощаво. Для неусовершенствованных смертных он — гигант. Среди себе подобных он не выше и не тяжеловеснее прочих. Он никогда не выделялся из числа братьев благодаря физическому облику. Его пламя исходило изнутри.

Его обращенное вниз лицо узкое, суровое и серьезное. На данный момент оно милосердно избавлено от боли, подавляемой ярости и лицевого тика, в котором сейчас воплощается для Легиона воздействие их мозговых имплантатов-агрессоров.

Это спокойствие — аномалия.

Даже пребывая в покое, воины Легиона страдали. В любое время, когда они не исполняли волю этих жестоких устройств, в кору мозга впивались злые ножи боли, которая погружалась вглубь, перемалывала и выкручивала, сводя на нет всякую радость, выходившую за рамки акта убийства. От безжалостного натиска избавляло лишь кровопролитие, да и этого никогда не хватало надолго.

Устройства успокаивались только в смерти.

Апотекарий Хурган предположил, что именно по этой причине лицо Кхарна не было искажено болью, как у его братьев.

В конце концов, он ведь умер на Терре.

Дрегер расхаживал взад-вперед, словно зверь, доведенный до безумия вынужденным заточением.

Его дыхание было частым и неглубоким, сервоприводы перчаток взвизгивали, когда он сжимал и разжимал кулаки. Покрытая шрамами голова с коротко подстриженными волосами оставалась непокрытой, рот кривился в оскале. Зубы скрежетали. Лоб был нахмурен, глаза под ним — сужены, а зрачки сжались до размера булавочного острия. Мускулы вокруг левого глаза подергивались, приподнимая губу и обнажая заточенные напильником зубы.

Сегодня его терзали Гвозди.

С годами он начал воспринимать их как живое существо — паразита, угнездившегося в затылочной области черепа. Существо усиливало и пожирало его ненависть, давясь агрессией, которую вызывало, и возбуждением от убийств, которое они разделяли вместе. Сегментированные паучьи лапы вдавливались в мозг, а когда оно злилось, то сжимало их, наказывая его. Насытившись, оно погружалось в дрему, и давление на разум ослабевало, давая ему миг благословенной передышки. Сейчас же оно было голодно.

Не переставая шагать, Дрегер вдавил костяшки пальцев в виски, крепко зажмуривая глаза. Из глубины груди раздался громкий животный рык. Головная боль, словно шуруп, ввинчивалась в кору мозга, мучительная пульсация вызывала тошноту и сжатие поля зрения.

Убей, — говорили ему Гвозди при каждом болезненном толчке.

Убей.

Убей.

Убей.

Он впечатал кулак в стену, смяв металлическую листовую обшивку.

Быть может, когда-то все недостатки воинов XII-го — приступы кровавой, неуправляемой психопатической ярости, расправы над невинными, а также последующую полную утрату рассудка — можно было списать на машины-агрессоры. Нет, «воинов» — неправильное слово, его бойцов. Когда-то во всем можно было винить Гвозди.

Но теперь? Нет. Теперь Легион стискивало смертельной хваткой нечто куда более мрачное и могучее. И эта хватка становилась крепче с каждым оборотом вселенной.

Сосредоточься, — велел он самому себе, прекращая непрерывно расхаживать и пытаясь усилием замедлить дыхание. Помогло мало. Биение основного сердца оставалось стремительным, словно грохот боевых барабанов.

— Хватит, — зарычал он и резко открыл глаза. Они были налиты кровью, взгляд метался по комнате, нигде не останавливаясь и выискивая… что? Выход? Врага?

Где он? Как он здесь оказался?

Последнее, что он помнил — как точил свои клинки-фалаксы в арсенале, а дальше… ничего.

Еще хуже, чем отсутствие информации о том, как он сюда пришел, была изводящая тревога: что он сделал за выпавшее время?

Он посмотрел на свои руки. На перчатках не было крови. Это хорошо. Уже что-то.

Ноздри заполнял запах антисептиков.

Зрение стабилизировалось, и он начал различать окружающую обстановку. Хрипели и звенели системы жизнеобеспечения и когитационные устройства. Из пакетов капали дающие жизнь жидкости. На информационных экранах прокручивались данные. Флуоресцентные осветительные сферы озаряли камеры, каждая из которых была герметично закрыта бронестеклом.

Он находился в апотекарионе секундус, одном из медицинских отделений на кормовых палубах «Непокорного». Это было закрытое, безопасное помещение. Запираемое генетическим кодом. Он не помнил, чтобы заходил сюда.

Туда-сюда, шаркая, перемещались вспомогательные сервиторы-медикэ, проверяющие мигающую аппаратуру и изучающие потоки информационных лент, которые периодически выплевывали рты других сервиторов, жестко встроенных в процессорные блоки когитаторов. Казалось, что его присутствие для них неведомо, незаметно, или же не имеет значения.

Как долго он пробыл здесь? Этого было никак не выяснить.