Черчилль. Молодой титан

Чемберлен намеревался уйти с заседания, ему не хотелось выслушивать парламентские дебаты по вопросу протекционизма. Он предпочитал сам высказываться на эту тему на собственных вступлениях перед публикой, чтобы не втягивать Бальфура и других членов партии в противостояние. И тогда Хью Сессил, вытянув указательный палец в его сторону, заявил, что Джо ведет себя как трус, не желающий обсуждать вопрос вместе с остальными. Меньше всего присутствующие ожидали от лорда Хью, что он осмелиться выступить с такой прямотой против могущественного Джо. Однако Хью на этом не остановился. Он сказал, что Чемберлен больше всего напоминает ему Боба Эйкрса — шутовского персонажа пьесы восемнадцатого столетия «Соперники» Шеридана.

«К сожалению, получается так, что я вынужден сравнить нашего уважаемого друга, — сказал он, — с Бобом Эйкрсом из комедии, который проявляет храбрость везде, где может, но только не на поле боя. И наш уважаемый друг, как и этот герой, отступает в том случае, когда должен сразиться с противниками именно здесь, в парламенте. У героя Шеридана в таких случаях душа уходила в пятки».

Сравнение было остроумным, но унизительным. Оппоненты встретили его смехом, а друзья Джо негодующими криками. Сначала Чемберлен сделал вид, что это его нисколько не задело. «Стоило видеть лицо Чемберлена в тот момент, когда выступал Хью, — записал кто-то из газетчиков, сидевших на галерее для посетителей, — его лицо озарила широчайшая улыбка, и он повел себя так, словно речь шла о незначительной шутке». Но когда настал его черед отвечать, он ударил со всей силой, умело используя наработанные за долгие годы приемы ораторского искусства. И презрительно бросил, что не Хью упрекать его в отсутствии храбрости. Если дело дойдет до рукопашной, он не уступит никому, с угрожающим видом закончил Джо.

Фамильная гордость, проснувшаяся в Сесиле не без влияния Уинстона, подтолкнула его выступить против такого соперника, как Джо, и вынудить его обороняться. Даже его кузена, премьер-министра Бальфура, смелость Хью застигла врасплох. Он не ожидал от него ничего подобного. И к концу заседания Бальфур счел нужным защитить члена своего кабинета, а также показать, что не разделяет критических взглядов Хью: «При всем остроумии злобных выпадов против мистера Чемберлена, которые я, к сожалению, слышал не раз, при всем том наборе обвинений, которые вываливали на него, пытаясь очернить, до сегодняшнего вечера мне не приходилось слышать — даже сказанного шепотом, — обвинения в том, что Джо не хватает храбрости».

Хью наивно полагал: коль он высказал то, что думает о противнике, теперь можно заняться другими делами, но Джо не забыл о том унижении, которое пережил в тот вечер. Он поклялся отомстить и начал вести кампанию против Хью в Гринвиче — его собственном избирательном округе. Уинстон предупреждал друга об опасности, говорил о том, что Джо непременно ответит ударом на удар любым доступным ему способом. «Не питай никаких иллюзий насчет того, что он способен сдаться», — писал он.

Работа требовала времени, но Джо бил в одну точку весь следующий год, и ему чуть было не удалось разрушить политическую карьеру Сесила. Своим сподвижникам Джо прямо сказал: «Уж лучше потерять двадцать мест, чем позволить лорду Хью пройти в парламент». Слишком поздно Хью осознал, что Джо собирается победить его на следующих выборах и не жалеет тратить на это по пятьдесят фунтов в день. Хью в самом деле проиграл в 1906 году со страшным отрывом и обрушился с обвинениями на Черчилля, в несколько экстравагантной манере обвиняя того в маккиавелиевских методах, что он использовал его, как это делали в эпоху Ренессанса, для достижения своих целей. Разумеется, Черчилль оправдывался. Он говорил, что у него и в мыслях не было воспользоваться услугами Хью, чтобы свалить могущественного Джо.

Со времени своего избрания в парламент Черчилль размышлял, как ему надо вести себя, чтобы выбиться в первые ряды, чтобы партийная дисциплина не связывала ему руки. Он надеялся, что наступит момент, когда сможет добиться успеха исключительно благодаря своим собственным заслугам и независимому уму, благодаря тому, чего он добивается, а не потому, что придерживается партийной иерархии. Задолго до этого, еще в начале 1901 года он как-то высказался на эту тему перед научным сообществом в Ливерпуле: «Нет ничего хуже, когда подавляют независимого человека. В нашей стране должно быть только два мнения — мнение правительства и мнение оппозиции. Анонимность кабинета меня отвращает. Я верю в личность!».