Прерывистый медный голосок приблизился, и мы увидели, что к нам, напрямик по крутому откосу, взбирается стадо, мотая тяжелыми рогатыми головами. Коровы на ходу щипали траву, изредка губами касаясь земли.
Первым, не выбирая дороги, грузно карабкался страшенный бык. Его напряженная вытянутая шея, казалось, тащит за собой остальных сородичей. Загривок лоснился, играл буграми мышц. Лоб его прикрывала небольшая дощечка, привязанная бечевкой к спиленным коротким рогам. Плотная, видимо, буковая, дощечка нависала над глазами и в такт шагам чуть колебалась по широкой бычачьей морде.
– Зачем это? – спросил я у приятеля.
– Бодливый, наверно. Вот ему глаза и закрыли, чтоб не бросался. Старинный способ.
И правда, бык, сопя и натужно вздыхая, прошел мимо нас так близко, что на его дышащем рыжем боку с полосой засохшей грязи я даже различил волоски. Дощечка надежно заслонила людей, загородила деревья, весь светлый простор вокруг, – ему остался привычный клок земли под ногами, чтоб только мог искать корм. Следом за быком вразброд прошли коровы, на вытянутых плоских шеях бренчало медное ботало…
И снова тишина. Разноголосо перекликаются незримые в зарослях птахи. Потянул ветерок.
Вдруг срывается шишка, дробно стучит по сучьям, падает наземь и катится по глянцевитому игольчатому настилу…
Теперь это далеко. И если я случайно встречаю названия – Вижница или Куты, Путила или Ростоки, то память непроизвольно возвращает в тот край, и с графической четкостью вижу: солнечное высокое утро, в тени дерева памятник погибшим, и рыжий бык с дощечкой на глазах…