Череп императора

— Ли Гоу-чжень, убитый вчера в вашем городе, был меценатом, знаменитым на весь Китай. Он был «цзи-цзу» — выходцем из семьи китайцев, живущих вдали от Родины. Семья господина Ли долгое время жила в Южной Африке, там они сделали капитал на алмазном буме конца шестидесятых годов и были очень состоятельны. Очень-очень состоятельны. Однако в начале девяностых господин Ли решает вернуться в КНР и привозит с собой все сбережения. Понимаете, сегодня у нас все не так, как было во времена культурной революции. — Заскучавший было генконсул Ю услышал знакомые слова и согласно закивал. — Сейчас многие китайцы — очень состоятельные люди. Они вкладывают деньги в национальную экономику, помогают возрождению отчизны. Ли Гоу-чжень тоже помогал. Он ездил по миру, находил предметы китайской старины, выкупал их и бесплатно передавал в наши музеи. За эти заслуги Государственный Совет вручил ему орден. Он всего себя отдавал этому делу. Господин Ли даже не был женат, чтобы семья не стесняла его возможности ездить по свету.

Ага, подумал я, женат он не был. Выходил из положения другими способами. Наверное, Анжелика много чего про эти способы может рассказать.

У меня сложилось впечатление, что Дэн обкатывал на мне некоторые тезисы своего официального некролога перед отправкой в Пекин.

— Обидно, что я не знал всего этого раньше. Мне очень жаль, что именно такой замечательный человек, как господин Ли, пал жертвой банального грабежа. Очень жаль.

— То есть вы все-таки думаете, что это был грабеж?

— А что же иное?

Было видно, как старательно, чтобы не сказать того, чего не следует, Дэн подбирал слова.

— Нам кажется, что в Петербурге Ли Гоу-чжень обнаружил некую культурную ценность, имеющую большое значение для китайского народа, — наконец выдавил он из себя.

— И что же это за ценность?

— Этого мы пока не знаем, — развел руками Дэн, — но думаем, что вчера вечером эта вещь уже была у него в руках и именно из-за нее он был убит. А еще мы думаем, что господин Ли передал эту вещь именно вам.

4

Чертовы китайцы.

Среди всего того дерьма, в котором я живу последние несколько лет, только проблем с невинно убиенными китайскими саввами морозовыми мне для полного счастья и не хватало. Кроме этого, было уже все. Регулярные звонки в редакцию с сиплым шипением в трубку. Письма с обещанием то ли разрывной пули в затылок, то ли часовой бомбы с доставкой на дом. Вламывающиеся в кабинет осоловевшие от наркотиков типы со зрачками во всю радужку. А вот теперь еще и это.

Интересно, есть у них при консульстве специалист по оперативному реагированию на угрозу национальной безопасности КНР? Глупо, конечно, звучит. Фантастично. Ни за что бы не поверил, что такие специалисты бывают, да вот только доводилось мне как-то беседовать с человеком, который служил в нашем посольстве в Бельгии. Садовником. Тихая страна, милые, трудолюбивые жители, но стоило бельгийским бюргерам попробовать задеть наши советские национальные интересы, как этот мой приятель тут же брал пистолет с глушителем и… В общем, хрен его знает, как оно все теперь обернется.

Выйдя из каэнэровского консульства, я поймал такси и отправился в свое любимое кафе на Думской. Я чувствовал — нужно остановиться и подумать, подумать хорошенько. Что-то было не так со всей этой историей. Что-то в ней было неправильно, но вот что — ухватить никак не удавалось.

Я вытряхнул на запястье часы, застрявшие под манжетой. Час ночи. Официантка убрала пустой бокал и поставила новую пепельницу.

— Еще принести?

— Принесите, пожалуйста. Один бокал.

— Горячее не желаете? Пиццу?

— Денег нет.

Я любил это кафе. Во-первых, если сесть к окну, то открывается довольно приятный вид — здание Думы с вечно стоящими часами и кусочек «Гостиного двора». Вроде как не просто напиваешься, а культурно, блин, проводишь досуг. Во-вторых, недорого. Относительно, конечно, недорого, но все-таки. А в-третьих, работает кафе до шести утра. Захотелось тебе, скажем, в три часа ночи пивка попить, лови такси и пей себе на здоровье.

Официантка принесла пиво и поставила высокий запотевший бокал на картонный квадратик с надписью «Spendrups». Комизм ситуации заключался в том, что внутри бокала был никакой не «Spendrups», а самая обычная «Балтика». Номер три. Когда в позапрошлом году я был в Ирландии, то видел, что там по этим картонкам посетители определяют, кто сколько за вечер выпил, и соответственно расплачиваются. На кой хрен эти квадратики приносят у нас — неведомо никому.

Я отхлебнул «Балтики» и выгреб из кармана мятые купюры. Так. Если не появится кто-нибудь из знакомых (или, скажем, еще один полумертвый, но очень щедрый китаец), то, пожалуй, это у нас сегодня последний бокальчик. Да и хрен с ним. И так пью столько, что если, Бог даст, доживу до годов ныне покойного мецената Ли, то моя печень даст его прогнившей печенке сто очков форы. Да и с сообразительностью у меня в последнее время что-то не ахти стало. Сижу здесь уже три часа, а что мне делать со свалившимся на меня трупом китайского происхождения, так и не сообразил.