Черепахи – и нет им конца

И я рассказала ей все. Как поехали на выставку, как вместе с Дейзи добрались до конца недостроенного тоннеля, как вышли на луг и как я догадалась, что такое рот бегуна. И про то, что Рассел Пикет, наверное, где-то там, внизу, и про ужасную вонь.

– Ты скажешь Дэвису? – поинтересовалась мама.

– Да.

– Но не полиции?

– Нет. Если они найдут в подземелье труп, Дэвис и Ноа лишатся дома. Все достанется туатаре.

– Какой-какой таре?

– Туатаре. Она похожа на ящерицу, но не ящерица. Это потомок динозавров. Они живут сто пятьдесят лет, и Пикет завещал все туатаре, которую у себя держит. Дом, компанию, все.

– Богатство сводит с ума, – произнесла мама. – Ты думаешь, что тратишь деньги, а на самом деле – деньги тратят тебя. – Она взглянула на свою кружку с чаем, потом снова на меня. – Но так происходит только, если ты поклоняешься деньгам. Ты служишь тому, что считаешь своим божеством.

– Поэтому будем осторожнее с выбором божеств, – ответила я.

Мама улыбнулась и прогнала меня в душ. Стоя под льющейся водой, я представляла, чему буду поклоняться, когда стану старше, и как это изменит сюжетную линию моей жизни. Я пока еще была в самом начале. Я могла стать кем угодно.

Глава 23

На следующее утро, в субботу, я проснулась бодрой и полной сил. В окно стучали заледеневшие капли. Зимой в Индианаполисе редко выпадает красивый снег, по которому можно кататься на лыжах и санках. Обычно нам достаются снежная крупа, ледяная морось и ветер.

Было не так уж холодно, где-то плюс два, но очень ветрено. Я встала, оделась, съела хлопья с молоком, выпила таблетку и немного посмотрела с мамой телевизор. Все утро я оттягивала неизбежное – доставала телефон, начинала писать, прятала его. Доставала снова, но нет. Еще не время. Каждый момент казался неподходящим. Хотя, конечно же, подходящих моментов не бывает.

Помню, когда папа умер, для меня поначалу это было и правдой, и неправдой одновременно. Даже много недель спустя я могла вернуть его к жизни. Представляла, как он входит, весь потный. Закончил косить лужайку и хочет меня обнять, а я уворачиваюсь – пота я боялась уже тогда.

Или я в своей комнате читаю книгу, лежа на животе, посматриваю на дверь и воображаю, что он сейчас войдет, встанет на колени перед кроватью и поцелует меня в макушку.

А потом стало все труднее вызывать его, вдыхать его запах, чувствовать, как он берет меня на руки. Папа умер быстро, но заняло это годы. На самом деле он все еще умирал, а значит, наверное, был все еще жив.

Люди всегда говорят, что между воображением и памятью существует четкая грань, но ее нет. По крайней мере, для меня. Я помню, что я представляю, и представляю, что помню.

В полдень я наконец решилась написать Дэвису: Надо поговорить. Можешь заехать ко мне сегодня?

Он ответил: Некому присмотреть за Ноа. Заедешь сама?

Нам нужно поговорить наедине.

Я хотела, чтобы он сам решал, открыть брату правду или нет.

Могу приехать в половине шестого.

Спасибо. Тогда увидимся.

День тянулся на удивление медленно. Я пыталась читать, писала сообщения Дейзи, смотрела телевизор, а время еле ползло. Минута длилась бесконечно, но та, что приходила за ней, была еще дольше.

Без пятнадцати пять я сидела в гостиной с книгой, а мама разбирала счета.

– Дэвис ненадолго заедет, – сообщила я.

– Хорошо. У меня есть пара дел. Тебе нужно что-нибудь из продуктов? – Я покачала головой. – Волнуешься? – спросила она.

– А может, я буду сама тебе говорить, если возникнут проблемы с психическим здоровьем?

– Я не могу не беспокоиться за тебя, малыш.

– Понимаю. Но я тоже не могу не чувствовать, как эта тревога на меня давит, будто огромный камень на груди.

– Я постараюсь.

– Спасибо, мама. Я тебя люблю.

– И я тебя. Очень-очень.

Я без конца переключала каналы, смотреть ничего не хотелось. Наконец в дверь тихо, неуверенно постучали – приехал Дэвис.

– Привет, – сказала я и обняла его.

– Привет.

Я жестом пригласила его сесть на диван.

– Как ты? – спросил Дэвис.

– Послушай, – начала я. – Надо поговорить о твоем отце. Я знаю, где находится рот бегуна. Устье ручья Погз-Ран, недостроенный тоннель.

Дэвис поморщился, потом кивнул.

– Точно?

– Я уверена. Думаю, твой отец там. Мы с Дейзи вчера туда спускались, и…

– Вы его видели?

Я покачала головой.

– Нет. Но рот бегуна – в устье ручья. Все сходится.

– Это просто заметка в его телефоне. Думаешь, он столько времени просидел бы там? В канализации?

– Возможно. Однако… в общем, не знаю.

– Однако?

– Не хочу тебя пугать. Оттуда шел нехороший запах. Просто ужасный.

– Это могло быть что угодно, – сказал Дэвис, но я заметила, что ему страшно.

– Да, ты совершенно прав.

– Я никогда не думал… не допускал мысли…

Дэвис осекся и зарыдал – так горько, будто разрывалось сердце. Он прижался ко мне, и я сидела, обняв его, чувствовала, как тяжело он дышит. По отцу тосковал не только Ноа.

– Боже, он умер? Умер?

– Ты еще ничего не знаешь, – возразила я.