Черепахи – и нет им конца

Он поинтересовался, как дела у меня, и я ответила, что в основном нормально. С доктором Сингх я теперь встречалась раз в месяц.

– И когда ты уезжаешь? – спросила я.

– Завтра, – сказал он, и наш разговор на время оборвался.

– Ладно, – сказала я наконец, – так что же я вижу?

Он засмеялся.

– Юпитер, конечно. Он сегодня очень яркий. А там Арктур. – Он повернулся и показал на другую часть неба. – А вот Большая Медведица, и если провести линию от этих двух звезд, то найдешь Полярную звезду.

– Почему ты рассказал обо всем полиции?

– Эта неизвестность съедала Ноа. И я… наверное, понял, что мне пора стать старшим братом, понимаешь? Это сейчас моя главная работа. Вот кто я такой. А для него знать, почему отец не пишет, было важнее всех денег мира. Поэтому так и вышло.

Я сжала его руку.

– Ты хороший брат.

Дэвис кивнул. В сером свете я видела, что он тихонько плачет.

– Спасибо, – проговорил он. – Очень хочется долго-долго оставаться в этой секунде.

– Да, – согласилась я.

Мы замолчали, и я чувствовала, какое большое надо мной небо – весь его невообразимый простор. Я смотрела на Полярную звезду и знала: свету, который я вижу, четыреста двадцать пять лет, а до Юпитера от нас меньше одного светового часа. В безлунной темноте мы просто наблюдали за светом, и я начинала понимать, почему Дэвис увлекся астрономией. Есть какое-то утешение в том, что мы видим свою неприкрытую крошечность, и я поняла то, что Дэвис наверняка уже знал: спирали уменьшаются без конца, если двигаться по ним внутрь, но бесконечно расширяются, если ты идешь прочь от центра.

И я знала, что запомню это чувство – под небом, разрезанным ветками. До того, как машина судьбы перемелет нас и превратит во что-нибудь. В самом начале, когда мы еще могли стать кем угодно.

Лежа там, я думала, что буду любить Дэвиса всю жизнь. Мы и правда друг друга любили – может, мы так и не признались, может, мы никогда не бывали в любви, но я так чувствовала. Я его любила и думала: наверное, я никогда его больше не увижу, наверное, я застряну в тоске по нему, и это совершенно ужасно.

Однако ничего ужасного тут нет, потому что я знаю тайну, которую не могла представить, лежа там, под небом. Я знаю, что девочка будет жить дальше и вырастет, у нее родятся дети, она будет их любить, но однажды заболеет так сильно, что не сможет больше о них заботиться, попадет в больницу, поправится, а потом заболеет снова. Я знаю, психотерапевт скажет: Запиши, как ты к этому пришла.

И ты начнешь писать и поймешь, что любовь – не трагедия, не ошибка, но дар.

Ты помнишь свою первую любовь, потому что она – доказательство: ты можешь любить и быть любимым; ничто в мире не справедливо, кроме любви; любовь – одновременно и способ стать человеком, и причина, по которой ты становишься им.

Но под тем небом, когда твоя рука – нет, моя рука – нет, наша – лежит в его руке, ты этого еще не знаешь. Не догадываешься, что в коробке у тебя на столе – картина со спиралью, а еще – записка: Стащил для тебя у туатары. – Д.

Не ведаешь, что эта картина будет путешествовать с тобой с квартиры на квартиру, а потом, наконец, переедет в дом. Что много лет спустя ты будешь ужасно гордиться, что Дейзи остается твоей лучшей подругой и, хотя вы теперь живете в разных мирах, ваша дружба от этого только крепнет. Что ты будешь учиться в колледже, найдешь работу, проживешь свою жизнь, увидишь, как она рушится и строится снова.

Я, личное местоимение в единственном числе, будет продолжаться.

Но ты пока ничего не знаешь. Мы пожимаем его руку. Он пожимает нашу в ответ. Вы вместе смотрите в одно и то же небо, а потом он произносит: Мне пора, и ты отвечаешь: До свидания, и он отзывается: До свидания, Аза. А ведь никто не говорит «до свидания», если не хочет увидеть тебя снова.

Выражение признательности

Прежде всего, я хочу поблагодарить Сару Урист Грин, прочитавшую много, много, много вариантов этой истории с невероятной вдумчивостью и добротой. Спасибо Крису и Марине Уотерс; моему брату Хэнку; моей золовке Кэтрин; моим родителям, Сидни и Майку Грин; родителям моей жены, Конни и Маршаллу Урист, а также Генри и Элис Грин.

Джули Штраусс-Гейбл остается моим редактором уже больше пятнадцати лет, и никаких слов не хватит, чтобы выразить, как я благодарен ей за веру и мудрость, которые она проявила в течение шести лет нашей совместной работы над этой книгой. Спасибо редактору Анне Хойслер за доброту и интересные дискуссии. Также я благодарю всю команду издательства «Даттон», особенно Анну Бус, Мелиссу Фолнер, Розанну Лоэр, Стива Мельтцера и Натали Вилкинд.