Черепашки-ниндзя и Дерево Познания

Он срезал ветвь за ветвью, внимательно осмат­ривая каждую, но дриады нигде не было. Заметил, что у него снова дрожат руки, а оглянувшись на ствол, увидел такое, от чего они задрожали еще сильнее. Луч на какое-то время заморозил поверх­ность среза, но сейчас, когда на срез упало солнце, из раны начала сочиться кровь...

Нет, не кровь. Сок. Красный сок! Колдун впер­вые в жизни не мог понять, что с ним происходит...

Вдруг он услышал из передатчика обеспокоен­ный голос робота:

—     Вы поранились, Высочайший?

—     Нет,— ответил Колдун,— это сок дерева. Он похож на кровь.

Потом внизу отвалилась очередная ветвь, и Кол­дун снова увидел «кровь», сочившуюся из новой раны, и ему снова стало плохо, но не так плохо, как прежде. Он уже начал привыкать.

До захода солнца ему удалось срезать восемь ветвей.

Когда наступила ночь, из приемника раздался голос:

—     Высочайший намерен провести ночь внизу или вверху?

—     Здесь.

—     Я пришлю вам ужин.

В воздухе заметно похолодало, и, покончив с едой, Колдун пустил в действие обогревательный прибор, вмонтированный в его кабину-капсулу.

Вскоре начали всходить луны. У планеты Ригель их было три, и непрерывно меняющийся узор лун­ных бликов на листьях и цветах действовал усып­ляюще. В своем новом обличье дерево было пре­красно. Птицы-хохотушки на ночь угомонились, а так как на этой высоте уже не было никаких птиц, которые издавали бы свой нудный звон, стояла полная тишина.

Вначале Колдун увидел лишь отдельные штрихи: сияющую белизну рук, ног, тьму там, где ее тело скрывала туника, расплывчатое серебристое пятно лица. Наконец, все это соединилось, и она возникла перед ним опять во всей своей бледной призрачной красоте. Села на толстую ветвь. В лунном свете ее лицо виделось гораздо отчетливей, чем днем,— очаровательное сказочной миниатюрностью черт и яркой синевой глаз. Долго хранила молчание. Молчал и Колдун, не находя в себе сил совершить новое убийство. Наконец он произнес:

—     Это ты была там, на ветви? И в шатре из листьев тоже была ты? И это ты стояла, прислонив­шись к стволу?

—     В некотором смысле,— сказала она,— в неко­тором смысле это была я.

—     И ты живешь не в городе друидов, а на этом Дереве?

—     В некотором смысле,— повторила она.— В некотором смысле я живу на этом дереве. И по­том: — Почему ты убиваешь деревья, дриад и друидов?

Колдун на мгновение задумался.

—     По очень многим причинам. Поскольку я — Высочайший из Колдунов, я убиваю все живое потому, что унаследовал одну из родовых черт — презрение к возвышенности и гармонии. Я получаю от этого такое же удовлетворение, какое художни­ку приносит живопись, поэту — стихи, музыкан­ту — песня. Мне хочется быть сильнее всех и могу­щественнее всех. Я знаю, что наступит день, когда все живое и растительное всецело будет в моих руках и я стану повелителем вселенной. Я хочу власти!

—     Но зачем тебе власть? Ведь тогда не останет­ся надежд,— удивилась дриада.

—     Так нужно,— сказал Колдун.

—     Что ж,— произнесла она,— ты сказал, что ду­мал. А теперь мне пора уходить. Я должна подго­товиться к завтрашнему дню. Я буду на каждой ветви, которую ты срезаешь. Каждый упавший лис­ток будет казаться тебе моей рукой, каждый уми­рающий цветок — моим лицом.

—     Мне очень жаль — пробормотал Колдун.

—     Я знаю,— сказала она.— Но та часть твоей души, которая способна испытывать жалость, жи­вет только ночью. Она всегда умирает на рассвете.

—     Я устал,— произнес он.— Я ужасно устал. Мне нужно выспаться.

—     Так спи, ложись в свою капсулу и спи,— усмехнулась она.

Спи...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Его разбудило пение птиц-хохотушек, и, выбрав­шись из кабины, он увидел, как они порхают под древесными сводами, проносятся по зеленым кори­дорам, стремительно вырываются наружу сквозь щели в листве, розовые в свете зари.

Он включил передатчик:

—    Что внизу?

Роботы отозвались немедленно:

—     Сейчас будет подан завтрак. Как вы спали, Высочайший?

—     Неплохо.

—     Очень приятно слышать...

Когда Колдун обернулся к очередной ветви, чтобы срезать ее, он услышал тихий шепот:

—    Я буду на каждой ветви...

В сознании вдруг вспыхнули видения прошлой ночи и на какой-то миг парализовали его голос. Он взглянул туда, где, поблескивая на солнце, трепе­тали под ветром убранные листьями тонкие боко­вые ветви, и на этот раз даже удивился, не увидев там дриады.

Прошла не одна минута, прежде чем он наконец заставил себя перевести взгляд к основанию ветви, куда ему сейчас необходимо было смотреть.

Когда ветвь стала опускаться, он переменил положение и отсек боковые ветви. В ту же секунду почувствовал на щеке нежное прикосновение лист­ка. Его лица словно коснулась рука женщины. Кол­дун отпрянул и с яростью потер щеку. Отведя руку, увидел на пальцах красную влагу.