Через двадцать лет (СИ)

Эрика обняла себя за плечи, сжавшись в комок. Хотелось разреветься от собственной глупости. Живой… Неужели всё до того просто? До того абсурдно, по-идиотски, жестоко и просто?! Оно возможно? А остальные – в курсе? Всё время, значит, с момента поездки на кладбище? Господи, их поездка… Вместо поплывших очертаний кабинета перед глазами встала прогулка между могильными плитами. Но ведь Джимми – славный юный Джимми – давно умер, не так ли? Они с матерью обе возвращались, видели надгробия и видели документы из архива. Почему факты не укладываются воедино?

И почему так странно ёкнуло сердце – тогда, в «Перекрёстке», где состоялась первая встреча?

Или в танце, под звуки блюза?

Опираясь на стол, Эрика с трудом поднялась на ноги. Водрузила обратно букет с вазой и рамку. Маленькая девочка в душе боялась выстраивать цепочку из деталей, но последние выстраивались и крепли самостоятельно. Наивный ветреный Джимми, от которого осталась единственная фотокарточка и её копия… Почему так? Волна болезненно-холодных мурашек пробежала по коже. Коридор… Спальня… Николь мирно сопела на правой половине кровати. Счастливая. Эрика впервые ощутила максимальное единение с героиней пьесы, медленно раскрывая клатч и вытаскивая из потайного кармашка второе фото.

«…Когда-нибудь я расскажу вам историю нашего знакомства, - пообещал Алекс, - если буду морально готов…»

Готов, значит? Теперь, когда оба снимка находились рядом, сомнения меркли. Почерк, биография, странная доброта… Три долгих-долгих месяца и двадцать с лишним лет до них. Не следовало сюда приезжать. Не следовало соглашаться на вечеринку и собираться в чёртов Стрейт рут.

Вот другая мечта и исполнилась, а? Слои с её «луковки» счищены. Полностью.

Из коридора заглянула Октава, потянув носом воздух. «Наверное, мы с ним пахнем одинаково» - мелькнуло предположение. Спокойно-логичное, оно будто прорвало шок – Эрика зажала себе рот, задыхаясь и борясь с тихим горьким плачем…

* * *

Сперва ему ничего не снилось, как бывало уже давно – работа не оставляла времени, а зачастую и сил на визуальные эффекты. Работа их заменяла. Но на сей раз из черноты возник родной и любимый театр с выстроившейся к нему длинной очередью. «Алекс… Алекс», - кто-то звал его в людском потоке, негромко и настойчиво. Мужчина вглядывался в чужие лица, силясь понять, найти. Отозваться, если получится. А потом чей-то длинный тонкий пальчик вонзился ему в рёбра, и тот же голос позвал громче:

- Пора вставать, Джимми!

- А? Куда? – резко проснувшись, Алекс открыл глаза и безошибочно повернулся к источнику звука.

И моментально понял, что выдал себя.

Возле кровати стояла Эрика, одетая в джинсы и куртку. С дорожной сумкой через плечо. Потерев левый бок, на который пришлось «пробуждение», режиссёр зажёг ночник.

- А я вот думала, подействует имя или нет – во сне, говорят, мы слишком беззащитны, чтобы притворяться, - сунув руку в карман, девушка достала две одинаковых фотографии, - наверное, так и есть…

Алекс, помедлив, устало потёр глаза и сделал глубокий вдох. Чёрт с ним, с пробуждением – но меньше всего он ждал подобного развития событий. Старался не думать.

Но думать следовало.

- Лазить в стол было необходимо?

Дождался, умник. Он мог бы рассмеяться, если бы внезапно не забыл, как это делать. Эрика вспомнила первой.

- Я случайно, - пожала она плечами, с усмешкой бросив фотографии на кровать, - подняла упавшую вазу – решила, что документы мочить неправильно и… Да кто из нас оправдываться должен?!

Голос её взвился, рассерженно рикошетя от стен. В покрасневших глазах, где парой минут ранее явно были слёзы, заблестели новые.

- Три месяца. Три паршивых месяца я мотаюсь сюда, как на работу, кручусь в мире искусства и слежу за репетициями. С детства мечтала найти отца и всегда боялась расспрашивать о нём. Я пьесу эту ему посвятила, а он… был у меня под носом?

Пауза.

- Когда ты собирался сказать?

За спокойным вопросом последовала тишина. Всхлипнув, девушка снова заплакала. Алекс отбросил одеяло и поднялся на ноги.

- Позволь мне объяснить…

- Не подходи! Ты и не собирался рассказывать, да? Я настолько ничтожна? А мама?!

- Не говори так! – мужчина шагнул, было, вперёд, но это заставило Эрику чуть ли не отпрыгнуть. - Послушай, мне жаль, давай сядем и поговорим…

- «Жаль»? Господи, да ты сам себя послушай! Жаль – и всё?

- Я могу предложить больше, если у тебя достанет терпения. Зачем ты переоделась? Хочешь уехать посреди ночи?

Диалог стремительно катился куда-то не туда. Оберегаемая тайна, раскрытая из-за дурацкой случайности, слова, десятки раз прокручиваемые в голове и всё равно звучащие не по плану… Видит Бог, он не такое планировал. Уж точно не такое.

- Я проделала длинный путь, - игнорируя вопрос, шепнула Эрика, - я столько лет представляла, что вот, однажды… Помнишь, как у Беатрис? «Всё можно простить, лишь бы живой!». А как прощать ложь?

В сердце кольнуло неиссякаемым запасом вины. Впервые за много лет хотелось провалиться сквозь землю – только от одного взгляда, полного непонимания и обиды. Не злости даже, именно обиды.