Через границу

Наконец из-за двери послышалось шарканье, дверь отворилась.

Вот только на пороге стояла вовсе не тетя. И никто нам не улыбался.

Дверь открыл наш двоюродный брат Пер. Волосы у него были всклокоченные, а глаза заспанные. Судя по всему, мы его разбудили.

Если честно, не особо-то он рад был нас видеть.

– Ой. Это вы? – выпалил он.

Мы кивнули.

– Ага. Это мы.

Сын лежебоки

Пер был почти взрослым – ему было лет семнадцать-девятнадцать. Он жил вместе с тетей, хотя давно окончил школу и уже работал.

Порой папа говорил, что ничего путного из Пера не выйдет. И добавлял, что так всегда бывает, если твой отец – лентяй и лежебока. Не знаю, кого он называл лежебокой, но тетиного мужа мы ни разу не видели. Может, это, по мнению папы, и указывало на его недостатки.

Сейчас же Пер недоверчиво смотрел на нас.

– Вы одни приехали? – спросил он.

– Почти, – уклончиво ответила я. – А где тетя Вигдис?

– Она поехала в Осло, в гости к подруге. Вернется послезавтра, – похоже, он наконец проснулся, потому что распахнул дверь и сказал: – Но вы давайте, заходите.

Мы не сдвинулись с места.

– М-м… – промычала я, – мы не то чтобы одни…

Я заглянула за угол и помахала нашим спутникам, которые прятались за кустом. Даниэль и Сара подошли к нам.

– Они евреи, – сообщила я Перу.

Тут он окончательно проснулся, вытаращил глаза и, поглядев по сторонам, торопливо втолкнул нас в дом.

Вообще-то папа ошибался: Пер вовсе не был таким бестолковым. Он приготовил нам еду и накрыл стол в гостиной. Даже скатерть разложил. Мы жевали и рассказывали. О Дюпвике, о ленсмане, про поезд и обо всем остальном тоже.

– Мы едва успели спрятаться, – добавила я под конец.

– Но надо, чтобы кто-нибудь из взрослых помог нам, – встрял Даниэль.

– Хм… – Пер задумался, – маманя-то вам вряд ли поможет. У нее в знакомых одни старые перечницы. Вообще-то вам повезло, что вы на меня наткнулись. Я ведь и сам почти состою в Сопротивлении.

– В каком таком сопротивлении? – переспросила я.

– Ты что, вообще ничего не знаешь? – удивился Отто. – Это те, кто втайне борется против нацистов, как ма… – и он осекся.

Но я-то поняла – Отто хотел сказать, что мама с папой тоже в этом самом Сопротивлении.

Пер посмотрел на него как-то странно, но выпытывать ничего не стал.

– Здесь, в губернии Остфолд, много проводников, – сказал он. – Это те, кто помогает другим людям перейти границу.

– А, ну тогда среди твоих знакомых наверняка найдется какой-нибудь подрывник?

– Не подрывник, а проводник! – поправил Отто.

Пер отвел глаза и посмотрел в окно.

– М-м… даже и не знаю…

Мы умолкли. Мне стало интересно, что же он там, за окном, разглядывает, но увидела лишь яблоню с облетевшей листвой.

– Но если ты состоишь в Сопротивлении… – начал Даниэль.

– Ну не то чтобы состою… – Пер не сводил взгляда с яблони.

– Но хоть кого-то ты знаешь? – я не теряла надежды.

Он раздумывал. И раздумывал.

– Наверное, знаю, – ответил он наконец. – Тут есть один такой Юхансен – можно его спросить. У него-то точно есть знакомые проводники.

– Юхансен? Вот и прекрасно! – я вскочила, готовая тронуться в путь, но Пер посмотрел на часы и не двинулся с места.

– Не, живет он далековато. Подождем до завтра и с утра пораньше поедем.

Я опустилась на стул и поняла, что Пер прав: меня так и тянуло улечься в кровать. После пожарных лестниц, комодов и всей этой беготни руки, ноги, спина и живот ныли, будто Клара хорошенько прошлась по ним мухобойкой.

Обычный осенний вечер

Это был обычный осенний вечер, хотя и случилось кое-что удивительное. Впрочем, только со мной.

Мы ужинали и смотрели на оранжево-синие огоньки в камине. Потом Пер помыл посуду. Молодец он, Пер, все придумал, прикинул. Говорил немного, все больше курил самокрутки и поглядывал на нас, натянув на лоб шапочку.

Сара свернулась калачиком в кресле и уснула. Прижалась щекой к Элизе и запустила пальцы ей в волосы. Она и сама напоминала куклу. Будь у меня сестренка, хорошо бы она была как Сара.

Братец мой корпел над чем-то в углу. Как обычно, разложил перед собой карту и ни с кем не разговаривал.

Мы с Даниэлем сидели на диване, каждый на своем краешке. Я вдруг вспомнила, как странно вел он себя сегодня ночью в саду – разбегался и прыгал. Снова разбегался и опять прыгал.

– Слушай, а чего это ты такое делал в саду? – спросила я.

– А-а, это… Это я в длину прыгал, – ответил Даниэль.

– В длину?

– Ну да. Вообще-то я занимаюсь легкой атлетикой – прыжками и бегом. На стадионе Бишлетт тренируюсь, мы там рядом живем. Но потом нам пришлось прятаться, тренироваться не получалось, поэтому решил попробовать сегодня ночью. – Он наклонился и достал что-то и рюкзака. – Смотри, совсем новые. Я в них толком и не бегал еще. И скоро из них вырасту.

Он держал в руках белоснежные кроссовки невероятной красоты. Понятное дело, что ему хочется надевать их почаще. В таких кроссовках вокруг света захочется пробежать!

– Ты же еврей, а, выходит, делаешь то же самое, что и все остальные? – удивилась я.

Он рассмеялся.

– Ну да. Но я еще и норвежец.

– А как же идиш, и синагога, и сидур? Ты всем этим тоже занимаешься?