Через пламя и ночь

Смородник взял свёрток – тоже не глядя на неё, так быстро, словно боялся обжечься, ненароком коснувшись её пальцев. Не оборачиваясь, прошёл к двери, на ходу мельком кивнув Раско, и вышел.

Стало так тихо, что голос Раско казался слишком громким и звонким, до головной боли.

– Куда он пошёл? Мы ему не понравились? Он больше не вернётся? А мы с ним не пойдём?

– Спи-спи, – шикнула Мавна. – Ещё ночь. Утром поговорим.

Раско повертел ещё головой и снова лёг, недовольно пыхтя.

Мавна не сразу заставила себя пошевелиться. Приятного жара в теле как не бывало: она снова казалась себе замёрзшей и неповоротливой. Доковыляв до окна, она прислонилась лбом к стеклу.

Как назло, отсюда прекрасно был виден двор, и она смотрела, как Смородник, закончив запрягать своего коня, ненадолго замер, уткнувшись лицом в гриву. Затем резким движением вскочил в седло, на котором белел козлиный череп с отломанным рогом, и кинул быстрый взгляд в сторону окна. Наверное, ему было видно лишь неясное красное свечение от огонька, который так и остался гореть на столе. Мавна задержала дыхание, и слеза скатилась по щеке.

Решительно отвернувшись, Смородник пустил коня галопом в сторону ворот.

Глава 16

Отголоски старого колдовства

Упыри лезли на поляну, бросаясь прямо в защитные костры – визжали, корчились, сгорали заживо, заполняя всё вокруг смрадным чёрным дымом, но продолжали кидаться к чародеям. Илар схватил Купаву под локти и бегом оттащил в шатёр – самый большой, что был посередине стоянки: сюда упыри доберутся в последнюю очередь, сперва им придётся продраться через костры и чародеев, выстроившихся в кольцо.

– Обещай, что даже за полог не выглянешь, – сказал он, сжав лицо Купавы в ладонях. Она кинула быстрый взгляд за его плечо, где сквозь приоткрытый полог виднелись костры, и снова посмотрела на Илара с упрямством, которое совсем ему не нравилось. – Прошу тебя. Сиди тихо.

Она кивнула, поджав губы. Только сейчас он заметил, какая Купава уставшая и бледная – она никогда не жаловалась вслух и не говорила, как боится или переживает, но теперь он ясно увидел: ни один день после того, как они покинули дом, не прошёл для неё спокойно. Илар поцеловал её в лоб, прижал к себе – на минуту, не дольше, схватил из чародейских запасов короткий меч и выбежал обратно, под дым, вопли, пламя и смрад.

Если он ещё способен убивать упырей, то он будет делать это – до тех пор, пока все эти твари не сдохнут, – ради покоя его жены, ради пропавшей сестры и памяти погибшего брата.

Вокруг шатра чародеи замкнули кольцо, запалив огни на оружии. Упыри с воплями носились по лагерю – когда одних поражало пламя, сквозь бреши в кострах прорывались другие. Чародеи заметно выдыхались, и костры у многих уже не получались высокими и жаркими. Илар зарычал и направил все усилия, чтобы разбередить искру, но не полыхнуть без цели, а разжечь клинок. Чародеи складывали пальцы в щепоть и трогали сперва лоб, потом грудь, а затем – оружие. Илар попробовал так же – в первый раз просто метнулась красная молния и погасла, ударив в землю. Вокруг него всё визжало, кричало, взрывалось и падало, упыри набрасывались на чародеев, метясь в шеи и лица, чародеи рубили палашами, метали живое пламя и горящие ножи со стрелами.

Со второй попытки ему удалось зажечь меч – лезвие полыхнуло белым, осветив землю вокруг, а потом загорелось ровным красным светом.

Рядом с Иларом закричал и упал чародей: когтистая лапа упыря схватила его за щиколотку, высунувшись прямо из-под земли. Илар рубанул по лапе, и кисть с когтями покатилась, чернея и сморщиваясь на глазах.

На Илара тоже набросились, сбили с ног. Он упал, ударившись спиной, и махнул мечом по плечу упыря. Нежак завизжал, Илар перекатился под ним и вспорол ему брюхо. На руки брызнула чёрная жижа – не будь у Илара разбуженной искры, кожа покрылась бы болезненными волдырями.

Боярышник бился сразу с целой стаей, окружившей его, и неплохо справлялся: пламя взвивалось, кружило вихрем, и упыри с воплями сгорали в нём. Илар поднялся, ударил мечом бежавшего навстречу упыря, затем – ещё одного и ещё…

Он махал, рубил, сёк, падал, перекатывался по земле, вскакивал на ноги, чтобы снова биться. В ушах всё сливалось в единый монотонный шум: рокот пламени, треск искр, звук раздираемой плоти и ломающихся костей, крики чародеев, вопли упырей, предсмертные хрипы и тех и других. От дыма щипало в глазах и в носу, огонь вспыхивал повсюду, мельтешили тела – и непонятно было, в какой стороне лес, в какой – городская стена и где защитные костры вокруг стоянки, а где полыхает от того, что искра ударила в землю.

Кровь неслась по венам, стучала в висках, в груди клокотало, и с рук Илара нет-нет да срывались непрошеные всполохи. Он боялся, что попадёт в чародеев – не знал, какой вред способен причинить им этот огонь, и не собирался проверять. Зато меч пылал ровно и яростно, и упыри от его ударов съёживались чёрными комьями, едва успев взвизгнуть и обдать лезвие своей кровью.