Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

Встречаясь с масонами, Николаевский в некоторых случаях использовал их влияние для решения тех дел, которые считал важными. Так, в 1933 г., добиваясь получения визы на въезд во Францию для супруги Р.Б. Гуля, он не только познакомил его с известным масоном М.С. Маргулиесом, но договорился о фиктивном вступлении Гуля в ложу для того, чтобы иметь основания просить у членов ложи «братской поддержки». Видимо, именно у Маргулиеса, который не был особенно фанатичным членом ложи «Свободная Россия», Николаевский получил масонские одеяния – голубую, шитую золотом ленту и голубой, также шитый золотом передник, которые хранил в своей коллекции в качестве наглядных экспонатов[923].

Борис Иванович нередко упоминал о намерении написать книгу о масонах в переписке с Н.В. Валентиновым-Вольским. В ноябрьском письме 1955 г. он сообщал, что «о русском масонстве» у него «имеются интереснейшие материалы». Через пять лет он все еще писал о намерении подготовить к публикации книгу: «Обработать и опубликовать масонские материалы я сам считаю крайне нужным и важным», «займусь этим в ближайшее время»[924]. Однако завершить подготовку работы о масонстве Николаевский не успел, книга была опубликована только после его смерти[925]

.

Автор анализировал состав, структуру, внутренние особенности и внешние связи масонов, влияние российских масонов в период, предшествовавший революции 1917 г., их планы переустройства России по западным стандартам. Он отвергал поверхностные, сенсационные трактовки российского масонства и тем более злобные и безграмотные версии о масонском или «жидомасонском» заговоре против российской государственности. Отмечая имеющиеся в этих утверждениях «крупицы правды», Николаевский делал общий вывод о том, что сенсационная бульварная литература о масонских заговорах «для изучения вопроса о русском масонстве по существу… не только ничего не дает, но и определенно играет роль затемняющего фактора… Вся она в целом только отталкивает беспристрастного читателя, вызывая у него в качестве первой и более чем естественной реакции желание как можно дальше отойти от этой темы, вокруг которой переплелось так много нечистых и нечестных интересов»[926].

Сам факт, что революционная и оппозиционная работа русских масонов была в числе факторов, подготовивших ликвидацию старого режима, Николаевский считал бесспорным и своей аргументацией обосновывал правильность такой оценки. Он подчеркивал крайние трудности исследования деятельности масонских лож, связанные с тем, что они, в отличие от других нелегальных политических организаций, формулировавших открыто и как можно более широко свои задачи, стремившихся в пределах возможностей вести легальную работу, – рассматривали как глубокую тайну сам факт своего существования, а от их членов требовалось никогда не признавать принадлежности к масонской организации. Иногда, правда, это требование нарушалось, причем без каких бы то ни было репрессий по отношению к согрешившему члену ложи. Считаясь с мнением, а в отдельных случаях и с требованиями опрашиваемых им масонов, Николаевской не называл фамилий лиц, причастных к масонской организации, хотя таковой перечень мог бы показаться весьма соблазнительным и даже важным с точки зрения определения реального влияния масонства в России. В какой-то мере человеческая порядочность здесь доминировала над научной полнотой, но как без этого было обойтись Николаевскому, считавшему себя честным человеком, которому можно доверять тайны и на слово которого можно положиться?

Николаевский рассказал о возрождении российского масонства, которое прекратило было существование в начале второго десятилетия XIX в., но воспрянуло в самом начале следующего столетия. Этот процесс начался в эмигрантской среде во Франции, причем в рамках французских лож, а затем уже в самой России. Именно поэтому масонами в России оказались в основном люди либерального лагеря, бывшие политические эмигранты, находившиеся под влиянием республиканской Франции.

Формальным годом возрождения масонства в России Николаевский считал 1906-й, когда после октябрьской амнистии 1905 г. границы России открылись перед старыми эмигрантами. Масоны лишь постепенно нащупывали свое место в российской общественно-политической жизни. В качестве своей специфической задачи они усмотрели сплочение деятельности легальных, умеренно левых партий, причем на надпартийной основе. Положительно к такой ориентации отнесся, по сведениям, полученным Николаевским, ветеран российского освободительного движения анархист и ученый П.А. Кропоткин.