Черная гончая смерти (и еще 12 жутких рассказов)

– Помните, что написала в дневнике мисс Элизабет? Она обо всем догадалась, но не могла никому сказать. И свои записи хотела сжечь, конечно же, из-за проклятой гордыни Блассенвилей. Мулатка отомстила, но совсем не так, как мы думали. Жанна не стала пить изумрудное зелье, приготовленное для нее старым Жакобом. Она тайком подмешала эту дрянь в питье своей обидчице. А после этого сбежала, прекрасно понимая, какой ужас вскоре поселится в поместье.

– Погодите, так это не служанка? – Гризвел никак не мог сложить очевидные факты. – Но кто же тогда?

– Я понял, что это не мулатка, как только увидел ее в коридоре. В кошмарной желтой морде зувемби угадываются фамильные черты, а эти роскошные волосы не оставляют ни малейшего повода для сомнений, – шериф вздохнул и продолжил. – Сегодня я застрелил чудовище, когда-то бывшее Сесилией Блассенвиль.

Артур Конан Дойл

Ужас шахты Синего Джона

Среди бумаг доктора Джеймса Хардкастла, который умер от туберкулеза 4 февраля 1908 года в Южном Кенсингтоне, я обнаружил этот дневник. Он находился в плотном конверте, вместе с запиской:

«Дорогой Саттон!

Недоверчивость, с которой вы встретили мой рассказ о событиях в Северо-Западном Дербишире, не погасила моей решимости продолжить собственное расследование. Теперь я могу переслать вам новый отчет!»

Полиции не удалось найти адресата письма. На объявления в газете мистер Саттон – кто бы он ни был, – также не откликнулся. Поэтому я с чистой совестью публикую отчет доктора Хардкастла. Судя по всему, некоторые страницы были нарочно уничтожены, но общую картину событий, произошедших весной прошлого года в окрестностях фермы Аттертонов, можно сложить с удивительной точностью.

17 апреля.

Пожалуй, я напишу трактат о пользе горного воздуха! Здесь, на высоте полутора тысяч футов над уровнем моря, мне легче дышится. Правда, кашель по утрам еще беспокоит, но в остальное время я наслаждаюсь бодрящим климатом. На ферме меня угощают свежайшим молоком и отборной бараниной, так что уеду я отсюда довольно упитанным.

Хозяйки фермы – сестры Аттертон – две милейшие старые девы. Они трудятся, не покладая рук, с утра до вечера, но при этом находят время, чтобы заботиться о такой прогнившей развалине, как я. Нельзя недооценивать старых дев! В Лондоне мне казалось, что все они лишь тоскуют, сидя у окна, о бесцельно прожитых годах, а всю нерастраченную нежность дарят любимым кошкам. Но обе мисс Аттертон полны энергии и успевают сделать столько полезных дел для фермы и местной общины, что вызывает у меня беспрестанное удивление.

Прогулки по здешним местам доставляют мне массу удовольствия. На тихих пастбищах и окрестных фермах я почти не встречаю жителей. Я ухожу подальше, к скалам из белоснежного известняка – такого мягкого, что можно с легкостью отломить руками изрядный кусок. Здесь легко заблудиться, на каждом шагу возникают ущелья и расселины, за которыми зияют таинственные пещеры, глубокие и гулкие, спускающиеся во чрево земли. В эти пещеры я прихожу с небольшим фонарем. Зажжешь его – и сталактиты под потолком сверкают, как драгоценные камни из «Тысячи и одной ночи». Задуешь – и мрак сгущается настолько, что трудно дышать.

Среди всех природных пещер выделяется одна рукотворная. До приезда в эти места я никогда не слышал о Синем Джоне. Так здешние жители называют минерал, который добывают только в этих местах, и больше нигде в мире ничего подобного не найти. Учитывая прекрасный глубокий оттенок минерала, а главное – его редкость, ценится Синий Джон практически на вес золота. Еще древние римляне оценили его по достоинству и прорубили шахту, чтобы добывать красивый камень. Вроде бы из него делали чаши и вазы для императора Нерона, но кто теперь разберет. Не так давно последние запасы минерала выскребли из этих скал и теперь шахта заброшена. Она начинается в ущелье, которое так и называют «Ущельем Синего Джона», она прорублена через вереницу больших пещер, часть из которых сегодня затоплена водой. Ходить там опасно, можно заблудиться. К тому же для моего здоровья столь сырые подземелья не слишком полезны. Но все же я решил однажды наведаться туда, взяв побольше свечей для фонаря.

Когда я стоял у входа в шахту, ко мне подошел мой новый знакомый, юный Эрмитэдж. Отличный парень, умный, воспитанный, но суеверный, как и большинство англичан.

– Значит, вы, доктор, не боитесь? – спросил он.

– Чего же мне бояться? – удивился я.

– Ужаса, который живет в шахте, – махнул рукой Эрмитэдж.

Я усмехнулся. Мне рассказывали, что время от времени на пастбищах пропадают овцы. По этой причине местные фермеры решили, что где-то в пещерах поселилось ужасное существо, свирепое и вечно голодное. Овцы исчезали в самые темные ночи, когда Луна еще только нарождалась, поэтому чудовище никто не видел. В доказательство своей теории, пастухи предъявляли клочки окровавленной овечьей шерсти, но мой рациональный разум не счел это достойной уликой.

– Я не верю в эту легенду, – честно признался я. – Кто угодно мог растерзать овцу – волк, одичавшая собака, какой-нибудь бродяга…