Черная Скала

Миссис Мэйнгот вернулась домой. Она лежала на кровати, думала о своем дорогом муже и плакала. Потом она решила перестать думать о нем, чтобы он не застрял между двумя мирами. Потом она еще немного поплакала и наконец уснула. Когда она проснулась, было уже темно, а Джоан стояла посреди комнаты, держа в руках лампу, и смотрела на потолок. Там кружились две огромные желтые бабочки. Миссис Мэйнгот решила, что они ей мерещатся, но Джоан подняла лампу и показала на бабочек.

В тот же вечер миссис Мэйнгот пришла к нам и рассказала тете Тасси обо всем, что случилось. Тетя Тасси удивилась: Роман даже не упомянул о миссис Джеремайя. Он спит в задней комнате, сказала она. Когда он проснется, она его обо всем расспросит. Миссис Мэйнгот не казалась особо озабоченной. Она выглядела довольной и счастливой, ее глаза блестели, будто она хлебнула рому. Она все время поглядывала вокруг, и я не могла понять, что же она высматривает — в комнате не было никаких бабочек.

Когда миссис Мэйнгот ушла, тетя Тасси зашла в спальню и увидела летучую мышь, которая впилась Роману в ногу. Тварь махала крыльями, а Роман громко сопел во сне. Мисс Маккартни рассказывала, что язык такой летучей мыши имеет форму ланцета, поэтому когда она вонзает его в вену, человек ничего или почти ничего не чувствует и может продолжать спокойно спать, пока она сосет его кровь. Тетя перепугалась: а вдруг летучая мышь — это знак? Распахнув окно и вооружившись веником, она выгнала мерзкое создание прочь. После этого тетя Тасси всю ночь не могла уснуть от волнения.

На следующее утро Роман еще спал, а мы сидели за столом в залитой солнцем кухне и завтракали соленой рыбой с горячими лепешками. Я думала про предстоящий в этот день урок истории у мисс Маккартни и про свое задание — портрет Христофора Колумба, который я уже набросала, но еще не раскрасила. Тетя откашлялась, прежде чем заговорить.

— На лаймовом дереве полно плодов. Они поспели и вот–вот начнут падать. Кто–нибудь из вас после школы должен собрать корзинку и отнести миссис Джеремайя.

Вера изобразила на лице ужас.

— У меня дополнительные уроки, — сказала Вайолет, и я сразу поняла, что она врет.

Все посмотрели на меня.

— Селия, — сказала тетя Тасси.

Положив вилку, я дожевала маслянистую лепешку. Отпила немного густого и сладкого какао. Потом вытерла рот рукой и сказала:

— Я не боюсь.

Узкая дорожка к дому миссис Джеремайя была вся усыпана листьями, опавшими с большого красного дерева. Пахло сыростью, вокруг летало множество комаров. Темным облаком они роились над железной бочкой с водой. Поднимаясь по ступенькам, я подумала о том, что воде здесь не место — не успеешь оглянуться, как все жители Черной Скалы свалятся в желтой лихорадке. И удивилась, увидев горшки с бугенвиллиями по обе стороны двери в жалкий, запущенный домик. Наверно, чей–нибудь подарок. Над дверью висел крест, вырезанный то ли из камня, то ли из кости. На веранде стояли два кресла с потертыми синими подушками, и я попыталась представить миссис Мэйнгот, сидящую в одном из них. На небольшом круглом столике стояла чаша с водой. Должно быть, святая вода, подумала я. Потом я услышала, что в доме кто–то есть.

— Здравствуйте, — сказала я.

— A–а, это ты, приемыш.

— Я принесла вам немного лаймов. — Я отодвинула занавеску, висевшую там, где должна была быть дверь. — Моя тетя просит прощения, что так вышло с дядей Романом.

Я поставила на пол пакет из коричневой бумаги. В домике было темно — ставни были плотно закрыты везде, кроме кухни, где сквозь небольшую щель дерзко пробивался яркий лучик. Старуха сидела за столом, держа руку на раскрытой книге. В полумраке, да еще после яркого солнечного света, ее рука казалась похожей на копыто. Свеча на столе горела слабым огоньком. Один глаз миссис Джеремайя смотрел в сторону двери, где стояла я.

— Ей следовало бы вышвырнуть его вон, потому что так или иначе он долго не выдержит. Года три, не больше.

— Кто?

— Роман. Прежде чем не совершит что–то ужасное. Он может быть очень опасен. Не будь с ним грубой, не серди его, или он сделает с тобой что–то плохое.

— Я не грублю ему.

— Не словами. — Она хлопнула себя по голове. — А в своих мыслях. Замужество не для тебя. Но если захочешь, сможешь выйти замуж. Мужчины будут хотеть тебя, как они хотят стакан рома — чтобы выпить и выбросить. Один человек полюбит тебя по–настоящему. Но ты не будешь любить его. Ты причинишь ему зло. Сломаешь ему жизнь.

Теперь она смотрела на меня весьма неприязненно. У меня в животе все переворачивалось, как будто там прыгали лягушки.

— Я никогда никому не причиняла зла, — слабым голосом проговорила я.

— Ты мне не веришь. Но это неважно. Со дня на день к тебе придут первые месячные. Тасси разрешит тебе остаться дома, но только на один день, потому что, — и она повысила голос, — ты должна привыкнуть к этой боли, как и все женщины на свете. — И добавила: — Увидишь.

Почему–то я сочла нужным сказать:

— Тетя Тасси очень добра ко мне.