Черная суббота

– Ну и что твой суд? – Диденко поднял на приятеля покрасневшие, полные тоски и боли глаза. – Ну постановит он, что обязана моя бывшая давать встречаться, а дальше-то что? Да плевала она на его решения: что ее, за неисполнение родительских прав, что ль, лишат? Дудки! Не оштрафуют даже!

– Да брось, Петрович! – продолжал воинственно распаляться Евстафьев. – Чего, нельзя, что ли, приструнить твою стерву, как положено? Давай наедем на нее по-взрослому, чтобы обделалась по самые уши!

– Ага, щас она тебе обделается! Я вон попытался было года два назад по телефону ее усовестить, так она живо в прокуратуру и в управление телегу настрочила: дескать, я угрожал ей, посадить обещал, то ли краденое, то ли наркотики хотел подкинуть. Потом замучался отписываться да доказывать, что не верблюд. Да к тому же… – Петрович вздохнул. – Людка сыну давным-давно мозги промыла, внушила, дескать, это не она меня выгнала, а наоборот, я к другой ушел. И не докажешь ничего – Димке-то, когда мы разбежались, еще и двух лет не было!

Майор умолк, сунул в зубы мундштук, выпуская белесую дымную завесу, будто хотел отгородиться от тяжелых дум. Климанов с удивлением смотрел на него, не узнавая в этом усталом, изведенном тоской и печалью мужике прежнего бравого сыщика. Даже широкие плечи Деда как-то сжались, по-стариковски ссутулились, словно под невидимой тяжкой ношей.

Это длилось минуту. Петрович, словно опомнившись, резко выпрямился. Махом допил стакан, бодро поднялся:

– Ладно, чего-то засиделись мы. Как бы зайца не проспать!

…Собрались еще затемно, когда антрацитовое небо на востоке только-только начало сереть. Вышли за околицу, где бугрилось бороздами капустное поле. Вначале Леха решил, что они двинут по нему – уж тут-то точно прячутся косые, но Диденко повернул напрямки, к темнеющему вдали лесу, а на недоумение Климанова снисходительно усмехнулся:

– Нет, братец, в поле русака вытоптать много ума не надо, а ты попробуй-ка беляка в лесу добыть! Тем более что собака должна по максимуму поработать, а то сноровку потеряет.

Идти пришлось долго. Почти час, пока светало, приятели продирались через непролазные заросли и болотные топи, пока, наконец, не достигли редкого перелеска, рассеченного надвое небольшой канавой с подмерзшей водой. Кое-где она уже превратилась в настоящий лед, который выдерживал даже Юрку.

– Ну вот, теперь можно и косого пошукать, – удовлетворенно произнес Дед, спуская с поводка гончую. – Чую, где-то здесь залег ушастый. Лада, ищи, кому говорю! – прикрикнул он на крутившуюся подле собаку.

Псина сперва нехотя отбежала, лениво нюхая пожухлую траву, потом уже резвее порысила вглубь березняка, и спустя несколько минут раздался ее высокий, повизгивающий лай.

– Есть, взяла след! – с нескрываемом азартом произнес Петрович. – Ну-ка, братцы, дуйте-ка по номерам!

Присев на краю маленькой полянки, Климанов напряженно вслушивался в отдаленное тявканье, но оно становилось все глуше и глуше, пока не затихло вовсе. Вскоре рядом появился раздосадованный Юрка:

– Пошли к Петровичу. Лада, видать, увлеклась и угнала зверя хрен знает куда!

Однако Диденко, в отличие от приятеля, был невозмутим и даже попенял Евстафьеву:

– Вот баламут чертов! Зачем с номера ушел и человека с толку сбил? Заяц по-любому круг сделает и назад вернется!

В тот же миг, словно подтверждая слова майора, где-то совсем рядом звонко затявкала Лада. Сомнений не было – собака все же села на хвост ушастому и теперь гнала его прямо на охотников.

– Так, братцы, быстро по коням! – засуетился Петрович. – Юрка, вставай на той стороне, а ты, Леха, вот здесь в кустах схоронись. Канаву, главное, из виду не упускайте: косой по-любому через нее перескакивать будет.

Лай гончей приближался, раздаваясь уже совсем рядом с Климановым. Усевшись вполоборота к обледеневшему рву, он напряженно вглядывался в заросли: не мелькнет ли там стремительная заячья тень? Половчее перехватил ружье – и в то же мгновение тишину разорвал истошный крик Юрки:

– Бей! Ну какого же ты!..

Резко повернувшись на крик, Леха увидел косого, несущегося прямо на него по обледенелой канаве. Тотчас же позади оглушительно бахнул выстрел, и что-то просвистело буквально в метре от головы Климанова. Заяц, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, резко затормозил и как-то странно завертелся на льду. В следующий миг, опомнившись, Палыч в упор выпалил по подранку, и тот шмякнулся на бок, судорожно подергивая лапами.

Подбежавший Евстафьев вовремя схватил добычу, на которую уже нацелилась шустрая Лада, и немедля напустился на Климанова:

– Ты что, ослеп?! Он же прямо на тебя шел! Не выстрели я – упустили бы как пить дать!

– И шут с ним, коли упустили! – резко осадил Юрку подошедший Дед. – А ты какого хрена палишь в Лешкину сторону? А если бы зацепил? Знаешь ведь, какой у дроби разлет!

– Ладно, Петрович, я же аккуратно. Вон, как я косого ювелирно сделал – краем осыпи в лоб!

– Сейчас я тебе в лоб закачу, чтобы думал, куда стреляешь! – прикрикнул на приятеля Диденко, отнимая убитого зверька у Юрки и пряча его в рюкзак.