Чернее некуда

Угрозу Аллейна разбудить Громобоя ни свет ни заря не следовало воспринимать буквально. На самом-то деле это его ни свет ни заря разбудил мистер Гибсон, желавший узнать, действительно ли Президент собирается приехать к Трой в половине десятого, чтобы позировать для портрета? Аллейн подтвердил это, в ответ из трубки полились шумные вздохи. Аллейн, наверное, уже видел утренние газеты? – спросил Гибсон, и когда Аллейн ответил отрицательно, сообщил ему, что в каждой имеется на первой странице по три колонки текста с фотографиями, и все насчет вчерашнего посещения Громобоем их дома. Скучным голосом Гибсон принялся зачитывать наиболее оскорбительные журналистские домыслы. “Пикантное положение?”. “Знаменитая жена красавца-супера и африканский диктатор”. Аллейн взмолился, чтобы Гибсон перестал, и тот перестал, заметив лишь, что с учетом всех обстоятельств он никак не возьмет в толк, почему Аллейн не послал Президента с его просьбой о портрете куда подальше.

Аллейну не хотелось объяснять ему, что помешать Трой написать этот портрет, означало бы совершить уголовное преступление. Поэтому он перевел разговор на случай с Санскритом и услышал, что Гибсону о нем уже доложили.

– Похоже, – забубнил Гибсон, – дело идет к развязке.

– Перекрести пальцы. Я попробую получить ордер на обыск. На основе косвенных свидетельств.

– Начальство любит, когда у него просят ордер. Активный, значит, работник. Кстати, тело устранили.

– Что?

– Ну, покойника. Перед самым рассветом. Все было проделано очень тихо. Задний вход. Неприметный грузовичок. Специальный самолет. Тихо-мирно. Одной заботой меньше, – закончил мистер Гибсон.

– Возможно, тебе стоит поставить людей в аэропорту, Фред. Пусть последят за рейсами на Нгомбвану.

– Да хоть сейчас. Только свистни, – зловещим голосом произнес мистер Гибсон.

– Считай, что уже свистнул. Будем поддерживать связь, – сказал Аллейн и оба повесили трубки.

Трой была в студии, готовила фон для своего натурщика. Аллейн сказал ей, что вчерашние меры предосторожности будут повторены и сегодня, и что сам он постарается вернуться еще до появления Громобоя.

– Вот и хорошо, – сказала она. – Только сядь там же, где сидел вчера, ладно, Рори? Когда он глядит на тебя, он становится просто великолепен.

– Ну и нахалка же ты. Знаешь ли ты, что все, кроме тебя, считают меня полоумным из-за того, что я разрешаю тебе продолжать эти сеансы?

– Конечно, но ведь ты – это ты, правда? – ты же понимаешь, как все обстоит на самом деле. И честно говоря... он у меня получается – получается, так? Не нужно ничего говорить, но... я права?

– Получается, – ответил Аллейн. – Как ни странно это звучит, я даже побаиваюсь смотреть в твою сторону. Кажется, будто он сам стекает с твоей кисти.

Она поцеловала его.

– Я так тебе благодарна, – сказала она. – Да ты и сам знаешь – ведь знаешь?

Аллейн приехал в Ярд в приятном расположении духе, даром, что его переполняли дурные предчувствия. Здесь его поджидала записка от мистера Уипплстоуна, содержавшая просьбу позвонить как можно скорее. Он позвонил, и мистер Уипплстоун сразу взял трубку.

 – Я подумал, вам следует знать об этом, – начал он уже привычной фразой. У него потекла труба, торопливо стал рассказывать мистер Уипплстоун, и он в десять минут десятого отправился к своим квартирным агентам, господам Эйблу и Вертью, хотел, чтобы они порекомендовали ему водопроводчика. Там уже находился Санскрит, погруженный в беседу с молодым человеком, тем, у которого прерафаэлитская прическа. Увидев мистера Уипплстоуна, Санскрит замолк на полуслове, а затем произнес своим контр-тенором, что он-де во всем полагается на них и надеется, что они постараются устроить все наилучшим образом.

Молодой человек, рассказывал дальше мистер Уипплстоун, сказал, что никаких сложностей не предвидится, поскольку жилье на Каприкорнах пользуется большим спросом. Санскрит проблеял нечто невнятное и с большой поспешностью удалился.

– Я спросил, как бы между прочим, – сказал мистер Уипплстоун, – не сдается ли, часом, помещение вместе с гончарной. Сказал, будто у меня есть друзья, которые ищут квартиру. Помощница молодого человека, да и сам он тоже, как-то странно замялись. Дама принялась объяснять, что официально это место пока не освобождено, а если и освободится, то скорее поступит в продажу, чем будет сдаваться. Теперешний жилец, сказала она, пока не хочет, чтобы об этом стало известно. Меня это, как вы можете вообразить, заинтриговало. Оттуда я прямиком отправился на Каприкорн-Мьюс и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: “Закрыто на инвентаризацию”. Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков.

– О Господи, так вот взяли и заглянули?